Былое сквозь думы. Книга 1

–Клянусь, – ни минуты не раздумывая, откликнулся я, – клянусь блестящей головой прославленного на все времена великого Пандита-гуру. А если же я нарушу мою торжественную клятву, то пусть его постигнет суровая кара английского закона, всеобщая ненависть и презрение всех народов от Ганга до берегов Онтарио. Я сказал и сделаю, – закончил я, почти как бог.

Слова клятвы успокоили индуса, но он всё же спросил:

– Мы не станем отдавать англичанам и Пандита, если он тебе так дорог?

– Он большая ценность для всех! – не моргнув глазом, соврал я. – Пусть живёт.

– Ладно, пусть живёт, – согласился и Рама-Сита и спросил: – А теперь развяжи меня.

И тут на радостях, я чуть было не совершил роковую ошибку. Ведь согласие помочь мне в устах этого отъявленного негодяя ничего не стоило, и развяжи я его тот час же, моя собственная голова мгновенно обесценилась бы. А ведь чёртов индус сам напомнил мне о клятве.

– Прежде, чем я освобожу тебя, – опомнившись, сказал я, – ты должен поклясться именем великого Брамы, что не предашь меня.

Это было единственно верное решение. Я знал, что у индусов есть одна суровая клятва, через которую любой из них, будь хоть тысячу раз изменником, вором и убийцей ни за что не перешагнёт, коль она сорвалась с его языка.

Услышав моё условие, Рама-Сита долго лежал неподвижно с закрытыми глазами, и я возблагодарил судьбу, что не поспешил с его освобождением. Наконец, глядя мне в глаза, он произнёс:

– Клянусь именем великого Брамы Сваямбхувы, существующим сам собою, вечная мысль которого живёт в золотом яйце, во имя Брамы, Вишну и Шивы, святой троицы, явленной в Вирадже, их вечном сыне! Пусть я умру далеко от могил своих предков, в самых ужасных мучениях, пусть ни один из моих родных и близких не согласится исполнить на моей могиле погребальных церемоний, которые открывают ворота Сварги, пусть тело моё будет брошено на съедение нечистым животным, пусть душа моя возродится в теле ястребов с жёлтыми когтями и вонючих шакалов в тысяче тысяч поколений людей моей крови, если я нарушу клятву служить тебе – быть преданным до последнего издыхания! Я сказал, и пусть дух Индры запишет в книге судеб, чтобы боги-мстители помнили это. А теперь, Сердар, освободи мне руки.

Лишь только я это сделал, он взял мою руку и поочерёдно приложил её к своей голове и груди. Повторив эту процедуру три раза, Рама-Сита как бы навеки признавал во мне своего хозяина. Теперь я мог быть совершенно уверен в его преданности и потому полностью освободил от пут.

– Мой господин, можешь приказывать мне, – встав и почтительно склонив голову, сказал индус.

– Мы должны проникнуть в крепость, – решил я. – Возможно, мои друзья живы, и мы сможем помочь им, – минувшие потрясения не повредили мой рассудок, и я помнил о драгоценностях султана достаточно твердо. Да и не мог я оставить друзей и золото в беде, имея такого искусного помощника.

– Господин, – проговорил в раздумии Рама-Сита, – я имею ордер на право требовать помощи от англичан, но тебя схватит первый же патруль. Подожди меня здесь, я знаю, как провести тебя в крепость.

С этими словами мой бывший мнимый, а теперь настоящий слуга вышел из пещеры.

Я довольно спокойно остался ждать его возращения, хотя инстинктивная привычка белого человека к недоверию всё-таки царапала душу сомнениями. Но индус скоро вернулся, принеся с собой корзину. Вначале он извлёк из неё кувшин с укрепляющим организм настоем, велев для бодрости его выпить, а затем предложил мне раздеться догола.

– Хозяин, – объяснил он, – я придам тебе облик пилигрима и предсказателя судеб, тогда никто не посмеет задержать тебя.

Действительно, пилигримы, как и факиры, беспрепятственно проходили через все кордоны, так как почитались у индусов за святых, а у белых сходили за тихо помешанных. Поэтому мысль Рама-Ситы была очень привлекательна, но я не представлял, как, имея здравый рассудок, можно меня принять за индийского святого?

А слуга уже принялся за дело. Вначале он натёр меня мазью из толчёных корней куркумы, отчего я цветом кожи стал неотличим от истинного жителя Страны Лотоса. Затем в мои волосы, заботливо окрашенные природой в чёрный цвет, Рама-Сита вплёл множественные косички с разноцветными шнурками. Завершил же мой маскарад нанесением на лицо белых полос и прикрытием моих чресл с оставшейся естественного цвета понурой мужской доблестью, куском белой материи. В руки я получил посох с бубенчиками, а на шею торбу со смоченными в священных водах Ганга сандаловыми зёрнышками для чёток.

Осмотрев меня с ног до головы, Рама-Сита остался доволен делом рук своих, да и я, оглядывая доступные взору места, узнавал себя с трудом и чувствовал полным придурком.

– Господин, – закончив осмотр, произнёс индус, – пора в дорогу. Скоро начнётся время вечерней жертвы, туги уже собрались у ног Кали.

– Ты не можешь помешать очередному убийству? – спросил я его, вновь вспомнив весь утренний ужас.