– Спасибо за благородный порыв, – сразу же откликнулся Вождь, – но хотелось бы доверить честь быть первопроходцев более опытному человеку. Есть мнение отправить на тот свет самого известного рыбака с берегов Онтарио Дика Блуда.
Не успел я сосредоточиться на ответе, как…
– Безумству храбрых поём мы песню! – неожиданно выкрикнул Пандит и зааплодировал.
Это было слишком. Плавать я умел, но с верёвкой дело иметь всё же лучше на открытом воздухе. Недоверие Вождя к туземцу мне не понравилось.
– Человек сам не может нести свой гроб, – позволил я напомнить извечную истину. – Хочешь, не хочешь, но придётся доверять ближнему.
– Тогда другое дело, – не стал перечить Вождь, так как я уже поднимался из-за стола вместе со столешницей. – Тогда доверимся первому встречному, – и, выскочив за пределы моей досягаемости, обратился к махрату: – А что там англичане, трудятся?
– Собаки уже чуют дичь, – ответил Хаем. – Скоро они будут здесь. Время идти в грот и ждать знака солнечного бога Вишну.
Настало время решительных действий. Чтобы поставить англичан в тупик своим чудесным исчезновением, мы учинили в пещере настоящий погром. Стол, скамьи и сундуки были разломаны, а шкуры разодраны в клочья. Верилось, что лучшие английские ищейки никогда не смогут разъяснить тайну нашего исчезновения.
Всё время, пока мы заметали следы, Вождь приводил в порядок свои записки.
– Рукописи не горят и не тонут, а лишь исчезают в архивах, – заверял он нас, – Моё написанное слово не сгниёт во мраке веков и дойдёт до благодарного потомка в виде нетленных истин!
Мы не возражали. Если потомок будет грамотным, пусть себе знает, что и среди предков встречались пишущие люди.
Закончив погром, мы с единственной свечой и верёвками направились в грот. Надёжно закопав у завала одежду, каждый из джентльменов соорудил для себя набедренную повязку и спрятал в ней то, что считал для себя дорогим. Я заметил, что бёдра Вождя значительно расширились, а Перси так и не расстался с Библией. Аборигены же остались налегке, то есть беспечно голыми.
В гроте Вождь с Жаном уселись у среза воды и стали напряжённо вглядываться в её глубинную тьму, я же в слабом мерцании свечи начал вместе с индусами готовить верёвки к делу. Скорее, это были пеньковые канаты, поэтому расплетя их и кое-где связав, мы получили достаточной длины трос, которого должно было хватить до выхода из колодца по ту сторону стены. А чтобы ещё более облегчить подводный путь Рама-Сите, лишнюю прядь, распустив на волокна, мы свили в тонкий шпагат, равный по длине тросу. Соединив один конец шпагата с тросом, другой мы привязали к ноге добровольца, и он тут же начал делать известные всем ныряльщикам гимнастические и дыхательные упражнения, готовясь к погружению.
Я затушил свечу, выбросив её в воду, и мы, оставшись в полной темноте, стали молить своих богов о безоблачном небе над Гоурдвар-Сикри.
Время тянулось медленно, напряжение возрастало. Меня колотила нервная дрожь, Вождь хихикал, видимо шутя сам с собой.
Вдруг послышался всплеск воды. Я не успел сообразить, что же произошло, как шпагат под моей ладонью пришёл в движение, а в глубине воды появился светлый блик. Глаз туземца на мгновение раньше заметил спасительное свечение, и он нырнул навстречу своей судьбе.
Пятно света, как и в прошлый раз, начало разрастаться, но, не успев достигнуть полного, виденного мною прежде размера, пропало. Видимо, приближаясь к отверстию в стене, тело туземца заслонило его от нашего взора.
Моё сердце бешено колотилось в груди. Напряжение усилилось до боли в затылке, но шпагат всё скользил и скользил под моей ладонью. Значит, Рама-Сита продолжал продвигаться вперёд. Когда же из воды вновь пробилось пятно света, означая, что туземец миновал отверстие в стене, мы вздохнули с облегчением. Скоро плюхнулся в воду и конец троса, а когда его движение прекратилось, понял, что дорога к спасению проложена. Я потянул за свой конец троса и почувствовал ответное подёргивание его с другой стороны. Можно было приступать к эвакуации.
– Капитан последним покидает гибнущее судно, – с пафосом отверг Вождь моё предложение первым опробовать путь к солнцу.
– Тогда, Жан, начинай ты, – распорядился я.
Француз подошёл ко мне, ощупал трос, и по всплеску я понял, что он уже на пути к свободе. По подрагиванию троса я чувствовал, как Жан двигается в воде. Через многие томительные секунды за трос уверенно дёрнули три раза, и я объявил оставшимся в гроте, что маркиз на воле, цел и невредим. За Жаном таким же образом проследовали Перси и Хаем.
– Дорогой Дик, – сказал мне ласково Вождь, когда мы остались с ним вдвоём, – я люблю отдыхать на водах, но отнюдь не в воде.
Пандит вновь усложнял ситуацию, а со стороны покинутой нами пещеры уже слышались крики и топот англичан. И я взял всю ответственность перед историей на себя, перейдя на «ты» безо всякого брудершафта.
– Чёрт бы побрал твоё нежное воспитание, захребетник, – сурово обошёлся я с Вождём. – Обматывайся концом троса. Придётся тебя выуживать последним, как пойманного на живца крокодила.
Я закрепил на нём трос и на прощание сказал: