Былое сквозь думы. Книга 1

Закончив подготовку верхней половины Наати, я начал осязать её нижнюю часть. Всё было до боли знакомо и уже сухо, но, вопреки ожиданиям, не столь густо, как должно быть у только что приобретённой дорогой меховой обновки. Прощупывалась некоторая потёртость изделия. Видимо, всё же полевые работы на открытом воздухе и ухаживание за скотом в провонявших стойлах пагубно сказываются на волосяном покрове и способствуют плешивости, о чём, кстати, свидетельствовала и голова мейнхеера Иохама, которую я так не вовремя вспомнил. Да и у меня самого, кажется, волос оставалось на пару хороших драк.

Тем не менее, я дружески потрепал Наати за эти жалкие кудряшки и, скользнув ниже, захватил всё её женскую отличительную особенность в свою широкую ладонь. А вот этого добра было уже богато. Такое разнузданное губастое излишество можно встретить разве что на лицах у диких модниц заблудших в океане островов, но зато руке было приятно чувствовать такое полное изобилие женщины. Я неторопливо перебирал этот повлажневший и полновесный бутон натруженными пальцами, вспоминая пышные соцветия Индостана и их росный аромат.

– Ты заснул, что ли? Кончай ковыряться, – вернул меня к суровой действительности требовательный голос Наати.

Я не замедлил исполнить желание возлюбленной стать полноценной женщиной и, уверенно взгромоздясь на близкого человека, погрузился в безразмерное счастье. От долгих душевных терзаний и умерщвления плоти кислым молоком, я износился по кроличьи быстро, несмотря на отсутствие внутреннего сопротивления сокровенных женских недр и полного безразличия к процессу тела. Зато, когда я отвалился от этого источника и уже отдыхал на спине, Наати, не советуясь со мной, вдруг прытко оседлала меня, как ведьма помело, и показала вполне зрелые половые знания, доведя себя до победного вопля, а меня до обильного потоотделения и одышки.

Счастливые и довольные возвращались мы домой, взявшись за руки. Наати мурлыкала под нос отцовскую песню из двух строк, а меня брало сомнение в девичьей цельности моей будущей супруги. И чем больше я размышлял над этим каверзным вопросом, тем меньше мне хотелось становиться фермером и тянуло посоветоваться с Дени Торнадо.

– Я завтра схожу в Дурбан и приглашу друзей на свадьбу, – уже возле дома сообщил я Наати. Она призадумалась, что-то решая про себя, а потом согласилась:

– Хорошо, но прежде расскажем дома, что у нас произошло.

– Зачем? – не понял я.

– Так надо. Порадуем родителей скорыми внуками.

– Нет, не надо. Набожные родители могут лишить нас за это своего благословения и наследства.

– Не надо, так не надо, – уже на пороге согласилась Наати.

Семейство сидело за общим столом и слушало стариковские бредни из Библии.

– Мой бедный отец, – вдруг заголосила блудливая дочь, грохаясь перед ним на колени. – Дик только что обесчестил меня и собирается покинуть, сбежав в Дурбан. Как ты будешь глядеть в глаза соседям и будущему внуку? – и она взревела белугой, стукаясь лбом об пол.

Всё дальнейшее происходило, как в кошмарном сне. Я был скручен оказавшимся не по летам жилистым Иохимом и при слаженной помощи всего семейного клана. Видимо сказалась их многолетняя практика обращения с бессловесными туземцами. Потом, спокойно разъяснив, что с рассветом прибудет священник и свидетели, меня заперли в какой-то чулан и велели хорошенько подумать, прежде чем пойти наперекор Ван-Ластам и всей общине, а, забивая дверь темницы гвоздями, старая карга Гриэт прокричала из-за неё:

– Сынок, не ты первый, но тебя искать не будут!

В душной и пыльной темноте своей клетки, в бессильной ярости кусая губы, я терял свободу и волю к жизни, приобретая через считанные часы жену, развесистые рога и будущие домогательства фрау Бетие.

Я прозревал, но очень дорого обходилось мне исцеление. А кому теперь потребуется моё здоровье? Разве что тестю во время полевых работ да тёще на молитвенных бдениях, не считая проворных сестриц.

Глава 3

НОГА К ЗАВТРАКУ

Земля слеплена богом на совесть, но не совсем удачно. Белому человеку почти негде жить. Приходится искать подходящие пространства с оружием в руках вдали от дома, натыкаясь на каждом шагу на океаны, горы и пустыни. Не говоря уже о туземцах всех расцветок, которых силой ума приходится приводить в чувство и сгонять с насиженных мест, развивая тем самым кругозор в их головах и любовь к ремёслам. Но не все аборигены идут на это с радостью. Самые отсталые вначале сопротивляются нашествию прогресса, но потом горько сожалеют об этом в резервациях, наблюдая, как их поумневшие соплеменники там и сям приобретают право голоса в приватных беседах с богом.