Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Дело, впрочем, осложнилось двумя обстоятельствами: во-первых, «темным пятном» чаадаевской карьеры – историей с отставкой 1821 г. и, во-вторых, строптивым поведением «капризного умника»[395], пренебрегшего этикетом и желавшего служить не там, где ему укажут, а там, где он захочет. Чаадаев воспользовался старыми связями: через своего бывшего начальника Васильчикова, близкого к Николаю, он добился возможности обратиться к А. Х. Бенкендорфу с просьбой о возвращении на службу. Из письма Васильчикова к Чаадаеву мы знаем, что поиск покровителя, способного помочь вступить в должность, занял какое-то время и причиной тому был относительно небольшой чин, полученный Чаадаевым при выходе в отставку[396]. Чины ротмистра и капитана гвардии соответствовали седьмой позиции в Табели о рангах – надворному советнику в статской иерархии, что гарантировало его носителю потомственное дворянство (в чем Чаадаев, разумеется, не нуждался), но имело не самое высокое значение в системе гражданской службы. Речь шла о том, что Чаадаев неизбежно оказался бы на одной из средних по статусу министерских должностей, что явно не соответствовало его амбициям.

Бенкендорф, возможно, виделся с Чаадаевым в Москве в 1832 г. и в целом был к нему скорее расположен. Он выразил готовность похлопотать о новом месте службы. Из письма Чаадаева к Бенкендорфу от 1 июня 1833 г. следует, что прежде, также при посредничестве Васильчикова, Чаадаев уже пытался получить должность в Министерстве иностранных дел и даже посылал К. В. Нессельроде особую записку, в которой предлагал «пристально следить за движением умов в Германии»[397]. В письме Бенкендорфу Чаадаев подтверждал свое желание следовать дипломатической карьере, а в остальном полагался на волю императора, чье умение правильно выстроить кадровую политику он всячески подчеркивал. Прочитав послание, начальник III Отделения обратился к монарху с соответствующей просьбой, но получил распоряжение использовать Чаадаева по ведомству Министерства финансов. Николай был далек от мысли привлекать неблагонадежного подданного к идеологически важной работе[398]. И в этот момент Чаадаев резко нарушил принятые в таких случаях правила игры. 15 июля 1833 г. он отправил Бенкендорфу два письма: первое адресовалось уже непосредственно Николаю, второе – самому Бенкендорфу, в котором Чаадаев пояснял смысл собственного жеста. Письмо к императору состояло из множества похвал его царствованию, однако было написано по-французски (чего в делопроизводстве Николай не терпел) и содержало решительное возражение на высказанное правителем пожелание. Чаадаев объявлял себя малокомпетентным в делах финансов и просил назначить его в Министерство народного просвещения. Письмо изобиловало фразами, из которых следовало, сколь высоко Чаадаев себя ставил:

Я много размышлял над положением образования в России и думаю, Государь, что, заняв должность по народному просвещению, я мог бы действовать соответственно предначертаниям Вашего правительства. Я думаю, что в этой области можно много сделать, и именно в том духе, в котором, как мне представляется, направлена мысль Вашего Величества[399].

Чаадаев оправдывался стремлением быть честным с монархом, однако составленное таким образом послание выглядело как явная дерзость. Благоразумный Бенкендорф не решился подать записку царю. На подлиннике письма от 15 июля он начертал:

Отослать ему назад, что я для его пользы не смел подать письмо его Государю, он бы удивился диссертации о недостатках нашего образования там, где искал бы только изъявления благодарности и скромную готовность самому образоваться по делам ему Чаадаеву вовсе не известным, ибо одна служба и долговременная может дать право и способ судить о делах государственных, а не то он дает мнение о себе, что он по примеру легкомысленных французов судит о том, чего не знает[400].