Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Чаадаев предпринял попытку оправдаться перед Бенкендорфом, однако его новое письмо осталось без ответа[401]. В этот момент в Министерстве народного просвещения происходили перемены: место К. А. Ливена занял Уваров, которому предстояло провести масштабную реформу образования и радикально обновить государственную идеологию. Приход Чаадаева в ведомство в этом контексте представляется немыслимым.

Не менее экстравагантным выглядело и последующее развитие событий. После неудачной попытки поступить на службу, воспользовавшись протекцией Бенкендорфа, Чаадаев обратился с аналогичной просьбой к министру юстиции Д. В. Дашкову. Дашков представил письмо Чаадаева тому же Бенкендорфу, а тот – Николаю I: «Разрешение было получено, а определение Чаадаева по юстиции предоставлено усмотрению министра», о чем Бенкендорф сигнализировал Дашкову 16 декабря 1833 г.[402] Казалось бы, теперь возникшие на пути Чаадаева преграды оказались устранены. Однако и на сей раз определение на службу так и не состоялось – и вновь по инициативе самого Чаадаева, мотивы которого остаются до сих пор не вполне понятными. Получив разрешение монарха, он внезапно прервал переписку с Дашковым, хотя мысль обратиться в ведомство юстиции принадлежала ему самому. Удивленный и раздраженный молчанием Чаадаева, министр замечал в начале 1834 г. в письме неизвестному нам адресату:

Побывайте у Салтыкова (сенатора М. А. Салтыкова, приятеля Чаадаева. – М. В.) и изъявите ему мое удивление, что до сих пор не получал ответа от Г-на Чаадаева на письмо, которое я писал в январе или еще в конце декабря. Я уведомил его частным образом, что о содержании его письма было доведено до высочайшего сведения, и что Государь соизволил на употребление его по Министерству Юстиции. Правда, что Г-н Чаадаев хотел бы служить по Мин‹истерству› Просвещения и что я не знаю, какое место по его чину может ему у меня понравиться. Да и какого он чина, не знаю. Но не менее того, я все сделал, что от меня зависело, и ожидал от него ответа. В Москве-ли он? Я бы желал получить о сем извещение[403].

Чаадаев в тот момент находился в Москве, однако обращение к Салтыкову эффекта не возымело.

Поведение Чаадаева в 1833 г. свидетельствовало о его амбициях: как следует из чаадаевских писем к Николаю и Бенкендорфу, он видел себя в роли одного из сотрудников монарха по вопросам национальной идеологии. Поступление на службу мыслилось им не только как средство поправить свое положение и нарастить экономический капитал, но и как способ обрести влияние в «поле идеологии» – в Министерстве иностранных дел или в Министерстве народного просвещения. Стратегию профессионального успеха Чаадаев связывал с патронажем, но рассчитывал скорее не на интеллектуальную близость к монарху, а на службу в одном из ключевых имперских ведомств. Он планировал получить символический капитал не как независимый советник царя, а как чиновник, отвечавший за направление общественного мнения. Чаадаев стремился стать частью «системы», однако договориться с императором и высокопоставленными администраторами ему так и не удалось.

IV