Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Представления Уварова о перманентном кризисе, диктовавшем определенный тип политического действия, отразились в постановке оперы Глинки «Жизнь за царя», ставшей венцом торжеств 1836 г. и возвращавшей публику к «смутным временам» истоков правящей династии[659]. Ее первое представление состоялось 27 ноября, в годовщину начала Польского восстания 1830 г., и стало идеологическим и придворным событием не в меньшей степени, чем, собственно, музыкальным[660]. Сюжет «Жизни за царя» обращался к одному из самых напряженных моментов русской истории, значимость которого в полной мере проявлялась ретроспективно – в свете последующей блестящей судьбы Романовых. В этом смысле опера диссонировала с идеологическими схемами, пущенными в ход летом 1836 г., которые изображали Россию в период тотального процветания.

Если мы взглянем на текст либретто, созданный бароном Е. Ф. Розеном при участии В. А. Жуковского[661], то обнаружим, что он содержит многочисленные метафоры бури, грозы и пути. Природные катаклизмы возникали уже в первых репликах героев: «Запевала: В бурю, во грозу… Хор крестьян: Сокол по небу / Держит молодецкий путь. Запевала: В бурю по Руси…»[662] Метафора пути особенно актуальна для третьего действия «Жизни за царя». Речь идет о тупиковом «пути в болото», которым Сусанин ведет поляков. Крестьянин обещает провести врагов «прямым путем», который оказывается гибельным[663]. Он сознательно сбивается с дороги, чтобы обмануть поляков. Авторы либретто обыгрывали идею двойственности избранного маршрута: спасительная с точки зрения Сусанина дорога для поляков означала, напротив, блуждания и смерть. Сусанин связывал представления о своем «особом пути» с бурей, ненастьем: «В непогоду и беспутье / Я держу свой верный путь! ‹…› Мой путь прям! Но вот причина: / Наша Русь для ваших братьев / Непогодна и горька»[664]. Это высказывание лучше всего характеризовало представления Уварова об исторической траектории развития России[665]: и Сусанин, и поляки движутся одним и тем же маршрутом, хотя смысл этого движения для каждой из сторон различен – во время бури поляки (революционная Европа) обречены на гибель, а Сусанин (подобно России) спасает царскую династию и собственную идентичность. В итоге репрезентирующий нацию крестьянин избирает свой «крестный путь», в предсмертном монологе связывая воедино православие, самодержавие и народность: «Румяная заря / Промолвит за Царя / И мне, и вам. / Заря по небесам / Засветит правду нам! / Во правде путь идет / И доведет! / Во правде дух держать / И крест свой взять, / Врагам в глаза глядеть / И не робеть»[666].

Вводя в идеологический оборот формулу «православие, самодержавие, народность», министр наделял особым смыслом последний элемент триады: монарх и православие, «национальная религия», получали легитимацию через народность и в значительной степени оказывались ей подчинены[667]. В этой ситуации ключевым ведомством в России оказывалось Министерство народного просвещения. Именно оно отвечало за идеологию и укрепляло систему образования, делая ее наиболее авторитетным и эффективным каналом, делающим прочной связь между монархом и нацией благодаря распространению среди представителей разных социальных страт специально разработанной политико-философской программы. Концепция Уварова отличалась от сценариев власти, предложенных в 1836 г. Филаретом и Бенкендорфом. Агрессивная цензурная и образовательная политика министра обретала смысл лишь в ситуации постоянного ожидания угрозы. Тем самым «буря» становилась необходимым элементом реформаторского плана Уварова, вне которого его предложения теряли актуальность[668]. В случаях Филарета и Бенкендорфа цель (благоденствие России) объявлялась уже достигнутой. Уваров, наоборот, считал залогом успеха антикризисное управление в эпоху чрезвычайного положения, трансформировавшегося в норму. Как мы видим, формула «православие, самодержавие, народность» несла в себе значительный конфликтный потенциал. Отдельные элементы триады, конечно, определялись через зависимость друг от друга, однако не менее важными, по-видимому, были и заложенные в ней противоречия.

V