– Ладно, рыдай, – смирилась Эвья, стягивая на груди цветастый платок и откидываясь на спинку стула. – Но недолго. Боюсь, Шанэ, в обрез у нас с тобой времени.
– В смысле? – вынырнула из платка матушка.
– Убийцу взяли с поличным, да не того, – сухо пояснила подруга. – Не ту. Вину взяла на себя девочка-служанка. Дескать, выкинула я её папашу из ведомства, а он с тоски запил да повесился. А она злобу затаила и пошла в мой дом служанкой, чтобы убить.
– И ты не знала? – не поверила матушка Шанэ.
– Да знала, конечно, – поморщилась Эвья. – Она только на испытательный срок заявление подала, а я уже всё про неё знала. И про папашу – той ещё ленивой задницей был, и без увольнения спивался. Я, кстати, не увольняла его, только в должности понизила. А он обиделся, расскандалился, хлопнул дверью и ещё год на каждом углу рассказывал, какая я змея. А вот девочка у него хорошая – работящая, сметливая. Неловкая только – столько посуды перебила… Но я её всё равно оставила.
– А почему же думаешь, что не она? – матушка всё же зажгла свечу, и та сразу загорелась голубым, лишний раз подтверждая: да, убили.
– А потому что, Шанэ, она неловкая, – с нажимом повторила подруга. – Знаешь, есть такие люди – с руками не из того места. А у этой они вообще непонятно откуда растут. И потом. Она рыжая. И одевается ярко. Когда её взяли, она была в красном платье и с непокрытой головой. Волосы рыжие, лицо и руки в веснушках – вся как есть рыжая. А я помню убийцу тёмным. И ростом выше. И совершенно точно в нём не было ничего рыжего.
– И переодеться она бы не успела? – задумчиво промокнула глаза матушка Шанэ.
– Нет, я дралась и орала, – усмехнулась Эвья. – Я ж не сдамся, покуда дышу, ты же знаешь. Я весь дом переполошила, пока меня подушкой… Дети, внуки и слуги сбежались мгновенно. Девочка бы не успела. Она подолгу даже с обычным плащом возится, а это её платье ещё и на спине застёгивалось.
– Кстати, а плащ накинуть?..
– Лишних вещей в моей комнате и в коридоре следствие не обнаружило.
– Ну, – собралась матушка Шанэ, – тогда я быстро переоденусь – и бегом к Рьену. Поди, не спит.
В дверь чайной тихо и вежливо постучались.
– Не спит, точно, – хохотнула подруга. – Открывай. Зуб даю – наш мастер сыскных дел на пороге. В смятении и сомнениях, ибо не дурак.
Матушка быстро открыла дверь и даже не удивилась Рьену. А тот мялся на пороге, сжимая в руках шляпу, и явно не знал, с чего начать. Ведь вроде бы убийца пойман – так откуда бы неупокоенному в чайной взяться? Но прежде надо как-то сказать, что дорогой подруги больше нет.
– Заходи, сынок, – она отступила и неожиданно для себя тихо шмыгнула носом.
– Пришла, да? – понял Рьен и смущённо добавил: – Я увидел свет в окне, не то бы…
– Пришла, – грустно кивнула матушка Шанэ. – И уверяет, что вы не того убийцу взяли.
– Конечно, не того! – крикнула Эвья.
– Полностью с ней согласен, – заверил Рьен, цепко оглядывая чайную. – Эта странная девица на допросе так волновалась, что пять раз уронила стул, прежде чем села, и пару раз сама чуть мимо сиденья не промазала. Куда такой убивать? Себя бы скорее удавила. Случайно. От волнения.
Подруга засмеялась:
– Скажи, что он прав, Шанэ!
– А давайте-ка мы все чаю быстро глотнём и успокоимся, – решила матушка. – И обсудим, кто, что, почему и зачем. По порядку.
– Накануне не было ничего необычного, – прихлёбывая чай для призрака, рассказывала Эвья. – Вы меня знаете, я внимательна к мелочам и прочему. Ничего необычного. Вообще. За последние несколько лет даже ничего не вспомню… если не считать того, что я устала и ушла из ведомства. Между прочим, – добавила со значением, – послушавшись мужа. Вот это странность так странность. А в остальном – тоска зелёная.
Матушка подробно пересказывала. Рьен быстро записывал.
– Вечером тоже тишь да гладь, – продолжала старая подруга. – И спать я ушла как обычно – в девять вечера. Думала, вот уволюсь – буду полуночничать, вставать-то рано на службу не надо. А вот и нет. Привычка – противная штука. В пять утра подскакиваю, в девять уже сплю.
– Ты раньше всех засыпаешь, так? – Рьен поднял голову и всмотрелся в тень на стене: хрупкие, но гордо развёрнутые плечи, тонкая шея, складки платка, ночная косынка, скрывающая пышные волосы. И чашка в маленькой руке.
– Да, даже раньше внуков, – усмехнулась Эвья. – У мужа три дня назад был день рождения, и все дети с семьями приехали. И остались погостить – я со своей службой их давно не видела. Когда я ушла спать, мелочь ещё носилась – детская как раз над моей комнатой. Но мне шум не помеха, я при любых обстоятельствах ровно в девять засыпаю.
– И все об этом знали? – уточнил Рьен.
– Конечно, – кивнула она. – У меня такой распорядок… почитай, с тех пор, как я в ведомстве поселилась. Лет десять то есть. И прислугу я в основе своей не меняла – у меня ребятишки один к одному, не придраться. За это время трое ушли по старости – две горничных и садовник, но со стороны я лишь одну рыжую и взяла. В остальном дети за родителей остались. Конечно, знали.
– Дальше? – снова уткнулся в бумаги Рьен.