Часы пробили полночь. Голубое пламя свечи дрогнуло и засияло ярче. И матушка напомнила себе: призраки всегда приходят тогда, когда они готовы, и торопить их не надо. И оттого, что она мечется у окна, призрак быстрее не появится. Наоборот, застесняется, испугается – и ищи ветра в поле.
Матушка вернулась за стол, налила себе чаю, обняла ладонями пузатые бока кружки и задумалась. Маска… Наверняка в ней осталось нечто важное, просто ей, южанке, не хватает опыта северных колдунов. Наверняка Мьёл это важное нащупает. И наверняка сыскники много чего раскопали за день, и вот бы…
– Я могу присесть? – раздалось тихое и вежливое.
Матушка невольно вздрогнула и выдохнула. Пришёл… Сухонький старичок скромно стоял у приоткрытого окна, держась призрачной рукой за подоконник. Очень старый, седой и морщинистый, а глаза прозрачные, добрые.
– Садись-садись, милый, – подскочив, засуетилась она. – Садись. Звать-то тебя как?
–
рро, – старик неловко подковылял к столу. – Из островных я.– Чайку? – подсунула ему кружку матушка Шанэ. – Пей, не стесняйся. Это колдовской чай. Для призраков. И печенье бери, – пододвинула блюдо. – Свежее, вечерком пекла. Тоже колдовское.
Старик осторожно сел, огляделся, убедился, что не провалится сквозь стул, и недоверчиво взял румяный коричный «треугольник». Удивился. С изумлением посмотрел на матушку и коснулся кружки.
– Всякое видал, – покачал он головой, – долго жил, много где бывал, но чтоб чай для призраков…
Матушка Шанэ устроилась за столом, подмигнула и прошептала:
– А что есть призрак? Это душа. А душа есть у всего живого, не только у людей. И у трав, и деревьев.
Орро чуть не поперхнулся чаем и уставился в кружку:
– То есть мы… душу пьём?..
– Ну, мясо-то, поди, ел? – усмехнулась матушка. – И ничего, да? А мы только так, милый, и можем в призрачный мир души отправить. За травой-то никто не явится. За духом старого дерева – да, а за крохотной душой цветочка – нет. А вот вы с собой многих забираете. За компанию.
Старик тихо крякнул и пригубил чай. Матушка Шанэ, хоть ей и не терпелось засыпать гостя вопросами, мужественно молчала и пила свой чай. А Орро не торопился. Тихо тикали часы, шелестел сухими листьями ветер, уютно горела спокойным голубым пламенем тающая колдовская свеча. И неспешно исчезало с блюда печенье.
Доев, призрак поставил на стол кружку и улыбнулся:
– Ну спасибо, уважила. А теперь слушай. В Первый день осени по рекам много лодочных театров и цирков ходило, и в нашу глушь несколько забредало. Кто-то на остров высаживался и сценки показывал, а кто-то на якорь судно – и давай песни петь. На мой остров высадился лишь один плавучий театр – «Времена года» судно его называлось. Причал у нас крохотный, места мало, но троица театральная поместилась. Я один зрителем был – остальные кто по большим островам разъехались, а кто с постели уж не встаёт. Но представление мне всё равно показали, и хорошее, с душой. А после один бледный тощий пацан из артистов ко мне поднялся и говорит: мол, ты чего, отец, без маски-то?
Матушка Шанэ невольно напряглась. Без маски?..
– «На-ка, – говорит, – попразднуй. И опосля носи – перед сном. Спать лучше будешь». А я ему: «Что ж ты, кошмары мои запереть сумеешь?» А он засмеялся: «Сумею, отец. И окно тебе открою. В осень». А у меня ж и верно, сон не очень – кошмары жуть какие. А с маской спать стал как младенец. Каждый вечер повязывал. А вчера как дёрнуло что-то: не надо. Но привычка, ёж её… Так и уснул с маской в руке. Что потом было, не помню. Но вот откуда ушёл, знаю. Старость, эх… – прокряхтел он. – Молодой бы был, ушибся бы чуть, а так… Но зла не держу, нет. У каждого оно своё – времечко. Вышло моё. Предупреждали меня предки, да не послушал. Значит, точно кончилось времечко. Значит, так и до
лжно уйти.– А парня того описать сможешь? – быстро спросила матушка.
– Да такой, знаешь… – Орро задумался. – Да никакой. На улице бы встретил – сроду бы не сказал, что артист. Мелкий, тощий, бледный. Бесцветный, во. Волосы, глаза, кожа, одёжа – всё бело-серое. Но вот руки… – старик нахмурился. – Руки ловкие. И в шрамах. Я, помнится, подивился – вроде артист, с чего бы у него руки мастерового? И как у старика – суставы в узлах, кожа морщит. Большего не скажу.
– И на том спасибо, – поблагодарила матушка, вставая. – Отдыхай, милый. Здесь тебя никто не потревожит. И чая надолго хватит. Печенья ещё принести?
– Буду премного благодарен, – склонил голову старик.
– Итак, у нас есть некий парень, подаривший старикам колдовские маски, – Рьен прошёлся по кабинету. – Его видели издали жена кожевника и соседка лекаря. Внешность описать затруднились, но хоть один факт есть – не девица. Льюза, внучка Одьи, подтвердила, что в Первый день осени они ездили на праздник на соседний Пятый остров, где, собственно, Одья и могла получить маску. Как и остальные наши «самоубийцы».
Сьят немедленно начал писать.
Мьёл, сидящий в кресле, кивнул и добавил: