Чай с Грейс Келли

– Я вас не узнала! Вы так бормочете…

– У бедя дос заложед и горло тоже.

Действительно, ноздри у него были ярко-красного цвета, а глаза блестели. Черити впустила его.

– Что вас привело? И так поздно?

– Де говорите, что бы ждали бедя радьше, – хихикнул он, два раза чихнув.

– Если у вас грипп или инфлюэнца, я не хочу заразиться, – сказала она.

Да, его глаза действительно блестели, но скорее лукаво, чем лихорадочно.

– Ди то, ди ддугое, – шмыгнул он носом. – Аллергия. Это окаяддые бладады да Вашидгтод-сгвер. Каждый абрель бесяц оди бедя докадывают.

– Бладады? – озадаченно повторила она.

– Бладады, да. Да Вашидгдод-сгвер. Каждый год у бедя от дих седдая лихорадка, будь они деладды. Апч…

Она смотрела на него, пока он сморкался.

– Идите присядьте в кухне. Я приготовлю вам что-нибудь горячее.

– Сбасибо большое. О… С бами кто-то есть?

– Это Огден. Вот, доиграйте-ка за меня партию. Вы хотя бы умеете играть в лошадки?

– В ложадги? Я депобедиб!

Пока она зажигала газовую плиту, Слоан Кросетти поздоровался с Огденом и сел напротив него. Вскоре раздался стук катящихся кубиков. Черити отбросила непокорный вихор и пошла в кладовую за ромом, сахаром и корицей, прихватив по пути апельсин из компотницы.

– С какой стати этот визит? – снова перешла она в наступление. – И в такой час?

Он не услышал: Кросетти обять сборкался.

Пока грелась вода, Черити сбегала наверх за аптечными бутылочками, которые миссис Мерл использовала от зимней ломоты. С удовлетворением увидела, что они наполовину полны. Она спустилась с аккуратно сложенным чистым полотенцем на руке.

Лошадки весело скакали галопом, а Черити, собрав все ингредиенты, занялась приготовлением грога.

– Этот балец одбедый жулик! Обычдо я быигрыбаю и ощипыбаю бсех!

– Если вы так хорошо ощипываете, смотрите, как бы кто-нибудь не оставил вам на днях свою тещу! – сказала она.

Он рассмеялся… но смеялся недолго. Его лошадка застряла в конюшне под жалостливым взглядом Огдена… который выбросил шестерку.

– Де божет быть! Ей-богу, он жульничает без балейшего стыда!

Вскоре грог был готов. Черити перехватила жадный взгляд аллергика.

– Не трожь, Кросетти! – прикрикнула она. – Сначала ингаляция. Грог потом.

– Идгаляция? Это что?

– Настойка эвкалипта, ментол, кипяток.

– Кибяток? Сачем?

Она поставила перед ним дымящуюся чашку, сама накрыла ему голову полотенцем и строго приказала:

– Дышите.

– Дышадь? Если бы я дольго бог!..

Она нагнула ему голову под полотенцем, носом к эвкалиптово-ментоловым парам. Пришлось ему вдохнуть.

– Эвкалипт! – просиял Огден.

– Гав! – отозвалось эхо из-под стола.

– Откуда ты взял это, малыш? – поразилась Черити. – Ты говоришь, а? Это ведь трудно сказать – эвкалипт.

– Эвкалипт! – повторил Огден, улыбаясь во весь рот.

– Этот ребенок! Слова от него не добьешься за целый день, только шабула зуп вап вап… И вот, пожалуйста, выдает эвкалипт! Или покер. Нет чтобы сказать тетя… Ну что, Кросетти, как синус? Прочищается?

– Я бас лублу, – ответил голос из-под полотенца.

– Бас лублу? – повторила Черити над парами ментола и эвкалипта.

– Лублу, да! Я лублу бас очедь, Жериди! Быходите за бедя забуж, Жериди, билая!

Странная улыбка растянула ее губы. В ней смешались обида, отрешенность, насмешка и даже нежность.

– Вы уже просили меня об этом один раз, – пробормотала она.

– Чдо? Чдо бы сказади?

– Это все глупости, Кросетти. Вы не думаете того, что говорите.

– Я дубаю, и очедь дабно! Я хочу жедиться да бас! Боя билая!

Она посмотрела на покрытую полотенцем голову.

– Любви недостаточно, Кросетти. Нужно еще…

– Эвкалипт! – крикнул Огден.

– Гав! – отозвался № 5.

– Любобь и эвгалибд, я сделаю так, что эдого будед достадочно! – сказала голова под полотенцем. – Да бы же саби видите: я дачидаю дышать благодаря бам!

Она немного помолчала. Потом:

– Здесь есть одна пансионерка… Мисс Фелисити. Она говорит, что, если бы парень мог дать столько счастья, сколько флакон Диора, она бы это знала. И еще говорит, что это вряд ли возможно. А уж в парнях мисс Фелисити понимает.

Полотенце взлетело в воздух над медицинскими парами. Сверкнули ноздри Слоана Кросетти, еще краснее прежнего.

– Бы прабы, – сказал он. – Паредь, кодечдо, не таг хорош, гаг флагон Диора. Но преибущестбо пардя перед флагоном в том, что паредь…

Он порылся в кармане, достал маленький квадратный сверток и протянул его ей, улыбаясь во весь рот. Черити попятилась, не решаясь его взять. Прижав руки к груди, она таращила глаза, не в силах поверить им.

– Что такое…

– Гав!

– Эвкалипт!

– …паредь, – продолжал Кросетти, – божет бодарить флагон Диора своей бозлюбледдой. Вот. Это бой подарог бам, бедь бы боя бозлюбледдая.

Она наконец взяла коробочку, распаковала ее медленно, с тысячей предосторожностей, как опасную взрывчатку.

– «Диорама»? – выдохнула она.

«Диорама»! Звезда Марлен Дитрих рекламировала это новое творение Кристиана Диора по радио. Черити любовалась флаконом в витрине «Дамасской розы», элегантной парфюмерии на 5-й авеню. «Аромат, непохожий ни на какой другой», – обещала манекенщица на фото графии в витрине.

– Эвкалипт? – сказал Огден.