Дверь «Дыры в стене» то и дело распахивалась под ударами грома и под напором запыхавшихся мокрых клиентов, бежавших от потопа… Их было много. Клуб, и без того переполненный, стал похож на док по прибытии китайского сухогруза.
Пианист сбежал – его все равно никто не слышал, – и рояль, служивший насестом, стал танцполом.
– Вот это гроза, а? – снова заговорил Фергюс. – Я оставил открытым окно, теперь у меня будет наконец бассейн, о котором я мечтаю.
Уайти вежливо улыбнулся. Рыжая выдала новый залп смеха. Миндалины попутно замесили в него чуточку наглости.
– Так это вы писатель! – заявила она ни с того ни с сего.
– Прошу прощения? – переспросил Уайти после паузы.
Перемена в его лице была едва заметна. Просто сократились мускулы у виска. Шик физически ощутила большие буквы в его вопросе и увидела, как он напрягся. А далекая от этих тонкостей Алекс Маккендрик продолжала:
– Я представляла себе кудлатую бороду, как у Хемингуэя, или поддатого денди типа Фитцджеральда. Вы не похожи ни на того, ни на другого.
– Естественно, – сухо ответил он. – Я не писатель.
Он повернулся к Шик, и ей пришлось вынести его холодный обвиняющий взгляд. Смертельная дрожь пробежала по ее телу. Рыжая идиотка с блеском сыграла слона в посудной лавке!
– Где мы ужинаем? – спросил он, не переставая смотреть на еле живую Шик.
Дверь распахнулась; на Бедфорд-cтрит бушевала буря. Яростный порыв ветра ворвался в помещение вместе с раскатами грома.
– Здесь… Я хочу сказать, там, – промямлила Шик, указывая на зону ресторана. – В такую грозу все равно никуда не выйдешь, правда?
– Наш столик заказан, – вмешался Фергюс. – Мне пришлось подкупить метрдотеля, чтобы получить четыре прибора, народу здесь больше, чем в Бруклинском экспрессе в шесть часов.
– Я не знал, что нас будет четверо, – проговорил Уайти, пристально глядя на Шик.
Фергюс поставил стакан, поняв, что сказал немного больше, чем следовало.
– Не переживайте, старина, – добавил он, добродушно хлопнув Уайти по спине. – В группе есть то преимущество, что можно пробовать из чужих тарелок.
Уайти молча допил пиво. Мускулы у его виска были по-прежнему напряжены. Алекс Маккендрик взглянула на часы на чьем-то пробегавшем мимо запястье.
– Боюсь, что мой друг меня продинамил, – вздохнула она, небрежно встряхнув волосами. – Думаю, он застрял из-за грозы.
Шик готова была держать пари, что она вовсе никого не ждала. Эта дармоедка попросту рассчитывала на бесплатный ужин от какого-нибудь простофили. Простофилей в этот вечер оказался Фергюс, слушавший только свое доброе сердце:
– Что ж, присоединяйтесь к нам, если вам одиноко.
Он бросил быстрый взгляд на отсутствующего Уайти, потом на окаменевшую Шик. Алекс послала ему улыбку, полную надежды.
– Присоединяйтесь к нам за десертом… если по-прежнему будете одни, – сказал ей Фергюс. – И если Фелисити согласна.
От досады блеск ее улыбки потускнел.
– Договорились. Я расскажу вам о моей кузине Эндоре.
– Нам не терпится с ней познакомиться, – ответил он полушутя-полузазывно.
На белом рояле пара танцевала джиттербаг[155]
под аплодисменты разгоряченной публики. Другая раскрыла два зонтика, просто для смеха.Ловко лавируя в этом пестром гомонящем море, официант нес на вытянутых руках грифельную доску.
– Вы гадкая девчонка, вероломная и капризная, – вдруг тихо проворчал Уайти на ухо Шик. – Вы думаете, что люди – пешки и их можно двигать как вам заблагорассудится? Это бесполезно, судьба позаботится обо всем.
– Это не вам, Фелисити? – воскликнула Алекс Маккендрик.
Шик посмотрела вслед Уайти, который пошел к стойке расплатиться за пиво, потом отвела глаза. На грифельной доске официанта были нацарапаны каракули мелом:
По знаку Фергюса официант нашел ее и указал ей угол, где за остролистыми растениями скрывалась дверь в кабину.
– Встретимся за столиком, Фелисити? – крикнул Фергюс во все горло, его уже уносила толпа.
Ей пришлось обогнуть рояль, пробиться сквозь возбужденную толпу; она раздвинула острые листья с чувством, будто трогает клювы попугаев. В кабине трубка болталась на проводе.
– Шик… наконец-то! О, мне так… Шик, если бы ты знала! Я не знаю, где я и с чего начать… Я… у меня так болит голова, я не…
Слова дробились и сталкивались, но сквозь захлестнувшее ее волнение Шик узнала Хэдли.
Получасом раньше Хэдли приоткрыла один глаз. Из-за яркого света с потолка она заморгала.
– Ну вот. Она приходит в себя.
– Лежите тихо, мисс. Доктор сейчас придет.
Доктор?
Ее уложили на банкетку в кафе. Она вздрогнула, привстала. У нее было какое-то дело. Что-то важное, непременно надо было бежать. Срочное дело. Но какое? Может быть, купить что-то до закрытия магазинов. Или это было связано с няней?
Она потерла лицо. Лоб почему-то болел. Пальцы нащупали влажную ткань.
– Я положил вам полотенце, – сказал мужчина в фартуке. – Это все, что у меня было. Оно чистое.
На вид он был добрый. Они все были добрые на вид. И немного встревоженные. Их было пятеро, пять фигур, которые расплывались и подрагивали в глазах Хэдли.