Чай с Грейс Келли

– Одну бутылку, не две! – приказала миссис Мерл, стиснув зубы. – Бог весть в каком состоянии они…

Истер Уитти послушно взяла одну бутылку «Олд Кроу». В ту же минуту захрипело так, что задрожали стены гостиной, застрекотало, завопило:

– С каждым днем в Европе железный занавес все больше разделяет Восток и Запад! На недавнее создание НАТО и Федеративной Республики Германии коммунистическая Восточная Германия отвечает провозглашением новой конституции под красным присмотром Джо Сталина. Порадуемся, что океан отделяет нашу демократию от этих тиранов!

Так пусть же наша дорогая Америка вкушает сладкую свободу слушать Drinkin’ Wine, Spo-Dee- O-Dee в исполнении оркестра Стика Макги… встречайте!

Трубки, лампы и флюиды нагрелись до нужной температуры, и телевидение с помпой вошло в ошеломленный пансион «Джибуле».

Истер Уитти, воспользовавшись всеобщей оторопью, прихватила вторую бутылку, как и требовала старая дама.

* * *

Артемисия туже затянула пояс халата. Впервые она заметила, как заставлена комната, сколько пыли на мебели и в солнечных лучах, падавших конусами из окон. Взгляд Баббера блуждал вокруг. Она невольно ловила выражение его лица, но он не сделал никакого замечания. Через без малого сорок лет она нашла его все таким же, простым, молчаливым. Ей пришло в голову слово уютный. Баббер Кибби был уютным парнем. Она разлила бурбон, готовая поручиться, что он не из тех, кто заморачивается кубиками льда.

– Я помню твой замороженный лимонад, – сказала она. – Было так жарко в тот день.

– Ага… Ты выпила весь графин.

– А твоя мать испекла изумительный пирог.

– Она до сих пор его печет. Ей скоро девяносто два.

Он стоял у окна и улыбался. На солнце его белая шевелюра казалась мягким овсом. Зубы у него по-прежнему были квадратные и красивые, брови еще темные.

А я, на его взгляд, изменилась? – задалась вопросом кокетка в ней.

– Тебе здесь спокойно, – сказал он.

– Я не высовываю носа на улицу с конца войны.

– Совсем?

– Мир мне скучен. И потом, эта проклятая трость…

– Несчастный случай?

– В августе сорок пятого. Моя личная Хиросима. На следующий день после бомбы. Какой-то кретин раздробил мне бедро своим «шевроле седаном» на 9-й авеню. Неделей раньше я еще отплясывала на крыше «Астора», празднуя самоубийство Гитлера. Будь у Бога хоть капля здравого смысла, это оттуда я должна была сорваться и разбиться, как-никак одиннадцатый этаж. Если бы. Он предпочел послать мне жалкий седан на 9-й. Если он хотел сбить с меня спесь, то был прав, заметь. Я узнала о капитуляции Японии на больничной койке в Бельвю.

Баббер пристально смотрел на нее.

– Ты не изменилась, все та же Артемисия.

– Льстец. Фу. Это я узнала тебя первой.

– Потому что у меня три уха.

Их стаканы стукнулись друг о друга.

– «Бродвей-Лимитед» никогда не останавливался на Фернес-Узловой… Ты помнишь? Из-за этого опоссума на путях. В тот день я увидел тебя за окном вагона…

Он сделал два долгих глотка. Кадык, дернувшись, издал тихий плеск.

– Был вечер, твои волосы казались лепестками роз, твои губы двумя свадебными конфетками. Кружева на твоем платье искрились… Я подумал, что вижу фею.

– Но фея сломала свою волшебную палочку.

– Я сразу увидел, что с тобой неладно.

Они помолчали.

– Спасибо за лимонад, – тихо сказала Артемисия. – Я, наверно, не пила ничего более утешительного с того вечера.

Она щелкнула его по носу.

– Забавно, – прыснул он. – Ты и тогда так делала.

– Что я делала?

Вместо ответа он вернул ей щелчок. И, помедлив, добавил:

– Я был без ума от тебя, Митци. С первой секунды.

Она тихонько провела прохладным стаканом по скуле.

– Я была беременна, Баббер.

– О.

Потом, после паузы:

– Ты была замужем?

– Нет, Баббер.

– О, – повторил он тише.

– А ты? Ты женат?

– Уже нет, – ответил он еще тише.

Тряхнув волосами, он снова погрузился в созерцание окружавшего их мрачного хаоса. Безделушки из остановившегося времени, романы с легкомысленными названиями, лампа Тиффани, выцветшая софа, где было раздолье моли…

– Ты все-таки немного бледненькая.

Она тут же покосилась на книжный шкаф. Он догадался, что не книги интересуют эту кокетку, а стекло, в котором отражалось ее лицо.

– Может, выйдем набрать красок в парк вдвоем? Розы расцвели, в киоске продают лимонад…

– Нет, – отрезала она, задушив поясом дракона на своем халате.

– Моя все еще крепкая рука вместо твоей деревяшки.

– Нет, Баббер.

Он подвигал бровями, глядя в сторону.

– Думаю, не в том дело, что мир тебе скучен. Ты его боишься.

– Нет.

Артемисия посмотрела ему в лицо.

– Может быть, – признала она.

Он шагнул к ней и решительно продел руку под ее локоть. Она высвободилась мягко, молча, снова щелкнула его по носу… и он тотчас вернул ей щелчок.

– Мне надо бежать. Еще одна антенна в Бруклин-Хайтс. Но я приду завтра, – сказал он. – Положись на меня. И послезавтра, и потом… Буду приходить каждый день. Пока ты не высунешь свой хорошенький носик на улицу. По крайней мере, я знаю, что на этот раз ты не сбежишь. Мы выйдем вместе, Митци. Ты снова увидишь Нью-Йорк.