Чай с Грейс Келли

Он, казалось, удивился. Медленно положил трубку на рычаг. Ожидая лифт, она чувствовала затылком его взгляд и, пока не закрылись двери кабины, перехватила выражение на его лице – вопросительное, опасливое и самую чуточку неодобрительное. Эддисон, должно быть, дал ему указания.

Она вышла на обширной площадке тринадцатого этажа, узнала пушистый ковер, диванчик, чей нежно-сиреневый цвет напоминал французские картины с неизбежной одалиской, лежащей на боку.

Ее палец замер в сантиметре от звонка. Из-за двери доносились голоса. Она прислушалась, но сердце билось в черепной коробке, мешая расслышать. Она нажала кнопку.

Прошла минута длиной в вечность, прежде чем появился Хольм.

– Мисс Пейдж! – воскликнул он удивленно.

И чуточку неодобрительно, совсем как швейцар.

– Мистер Эддисон не ждет никаких визитов. Он никого не принимает.

– Однако у него гости, – возразила она. – Я их слышу.

Улыбка быстро скользнула по его лицу, а взгляд наполнился сочувствием.

– Это радио, мисс.

Он уставился на ручку двери, которую сжимал в руке.

– Он слушает… вашу программу, – добавил он почти шепотом. – Ту, где вы играете, мисс.

– Эддисон? Он слушает… Come on, Osmond?!

Она чуть не расхохоталась. Чтобы Эддисон Де Витт слушал это… эту?.. Ее затопила волна нежности.

Что, однако, не исключало дерзости. Наоборот.

– Значит, он один?

– Совсем один, мисс.

– Впустите меня, Хольм.

– Я не могу, мисс. Вы же его знаете.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Наконец он опустил голову.

– Я только что вспомнил… Срочное дело на кухне.

И он скрылся, оставив дверь приоткрытой. Она поняла уловку, дала ему пару минут форы… и вошла.

Ничего не изменилось с ее последнего визита этой зимой. Все то же ощущение, будто она попала в поместье шотландского лаэрда. Только за огромными окнами вместо снега лучезарное солнце превратило Нью-Йорк в пейзаж с открытки.

Бесшумно, но решительно она пересекла двойную гостиную и остановилась у приоткрытой двери. Голоса доносились оттуда. Из его кабинета. Она тихонько постучала. Никто не ответил. Она постучала громче.

– Не мешайте мне, Хольм! Принесете это позже.

Она толкнула дверь.

Склонившись над письменным столом, Эддисон, кажется, просматривал почту. Ее поразила его бледность и какая-то очень непривычная уязвимость, исходившая от всего его облика. Он раздраженно поднял голову.

– Хольм, я вам повторяю…

Он умолк. Она улыбнулась ему.

– Могу я открыть вам один секрет? Меня зовут совсем не Хольм. Я… – Пейдж!

– Ох, вы уже в курсе.

По радио голос Чарли, супруги Осмонда, шелестел вибрато с многочисленными вариациями:

– Дорогой, я уже в постели! Я думала о тебе.

– Правда, милая? Могу я присоединиться к… нам?

Эддисон быстро встал и отчаянным жестом выключил радио.

– Рассказать вам конец? – сказала она лукаво. – Эта стерва выпросила-таки норку, о которой мечтала, конечно же! Потому что это награда, которую всякая добрая американская жена думает, что заслуживает.

– Какого черта вы здесь делаете?

Она шагнула к нему, не моргнув глазом, невозмутимая только с виду, а сердце в груди зашкаливало. Это сердце бешено колотилось, разрываясь от счастья снова видеть его и от удивления, такой решительной и сильной она себя чувствовала.

– Я навестила вас, Эддисон. Давно не виделись.

Он похудел, черты лица как будто высохли.

– Я могла бы послать вам письмо снизу, с улицы, – пошутила она. – Но предпочла подняться.

– Решительно, от вас невозможно избавиться.

– Это, должно быть, заразно, – ответила она, глядя ему прямо в глаза. – Я тоже никак не могу избавиться от вас. Впрочем, вы меня однажды предупреждали.

Свет промелькнул на лице Эддисона. Как будто эта непринужденность, это насмешливое и неожиданное сопротивление одновременно сбивали его с толку и чем-то нравились. Он провел рукой по лбу.

Потом он подошел к ней, положил руки ей на плечи, и их тяжесть наполнила ее бесконечной нежностью, как будто тело Пейдж излечилось от долгого забвения. Он спустил с ее плеч жакет.

– Снимите же шляпу.

Шляпка была миленькая, как игрушка, с небесно-голубым страусовым пером, танцевавшим над ее головой.

– Зачем?

– Вы слишком хорошенькая для нее.

– Спасибо. Не сниму, я ненадолго. Вы рады меня видеть?

– Не знаю.

Она смутилась и даже немного удивилась, что совсем не чувствует обиды. Ответ в духе Эддисона Де Витта, подумалось ей. Неизбежная шпилька, предназначенная разбавить предыдущий комплимент. Если бы не этот легкий надлом, едва заметная трещинка в его голосе… Она нашла его похудевшим, угнетенным, больше не пишущим, но все тем же насмешником.

– Знаю только, что я на вас не сержусь, – сказал он, вешая жакет на спинку кресла.

Того самого кресла, в котором она так рыдала в тот день прошлой зимой, когда Эддисон ее отверг.

– Мне этого достаточно, – сказала она смеясь.

Жакет лежал на кресле, точно пустая оболочка призрачной Пейдж. Она заметила, что Эддисон изучает ее, и снова на его лице было это выражение, как будто обезоруженное и… да, доброе.

– Вы стали какой-то другой, Пейдж.