Выругавшись сквозь зубы, Шик вызволила из западни платье, бросила его на кровать и присела, чтобы собрать фигурки английских солдатиков, выкрашенных в красивые цвета. Она кое-как побросала их в коробку, закрыла ее крышкой и стала искать, откуда они могли взяться. Там, внизу, был такой завал.
Отодвинув мячики и плюшевого жирафа от соседней коробки, можно было освободить местечко… Но как она ни тужилась и ни потела, результат был недостаточен, мешала шея жирафа.
Шик поднажала. Соседняя коробка (в которой были, должно быть, туфли) слегка перекосилась. Она нажала еще – иначе шкаф не закрывался. Коробка устояла, но не крышка, та отлетела, как пробка из бутылки, и упала к ее ногам вместе с жирафом, тремя мячиками, лопаткой и деревянным бильбоке.
– Черт побери! – разозлилась она. – Какой бардак у тебя в шкафу, Хэдли…
Она уже хотела оставить все как есть, шкаф нараспашку, и попросту унести платье, как вдруг ее сердце пропустило удар.
В открытой коробке, выложенной замшей, действительно лежала пара туфель, это были туфельки для степа, которые ни с чем не спутаешь, хорошо начищенные. Но не только. Там были и другие вещи…
Взгляд Шик приковала тетрадь, толстая тетрадь в выцветшей серой обложке. Быстрым движением она схватила ее, не обратив внимания на выпавшую из нее визитную карточку, которая приземлилась в нескольких шагах.
Некоторое время она держала тетрадь в руках, не решаясь открыть, и сердце едва не выскакивало из груди.
Наконец она приоткрыла ее кончиком пальца, прочла заголовок на первой странице, потом имя и фамилию под ним… И выронила тетрадь, будто ее ударило током!
Six Lessons from Madame La Zonga, повесть Арлана Бернстайна.
Ее голова мотнулась как колокол. Каким чудом вещь, которую она доверила в тот вечер Фергюсу, оказалась здесь, спрятанная в обувной коробке, на дне платяного шкафа Хэдли Джонсон?
В голове гудело, и Шик медленно сползла на пол. Она пыталась выстроить связи, обстоятельства, возможности… Но загадка оставалась загадкой. Как попала к Хэдли эта тетрадь, принадлежащая Уайти? Это было… немыслимо. И даже совершенно невообразимо!
Она снова открыла тетрадь с внезапной жадностью, рассмотрела ее, полистала дрожащими пальцами, пробежала глазами абзацы. Странное волнение охватило ее.
Казалось… и в то же время не казалось.
Цвет обложки, например. Здесь серый был более тусклый, почти поблекший. И бумага… Шик не помнила ее такой потрепанной. Эту тетрадь много раз держали в руках и не выпускали, читали и часто перечитывали…
Одна деталь наконец бросилась ей в глаза: слова были написаны черными чернилами! В тетради, которую она взяла у Уайти, чернила были синие. В этом она могла поклясться.
Он объяснил ей, что пришлось все переписать, потому что оригинал потерялся (и у него был такой странный вид, когда он рассказывал ей это!). Он даже добавил, что не знает, лучше ли второй вариант, потому что трудно, почти невозможно выучить текст наизусть, даже если ты его автор.
Она встала, потопталась немного взад-вперед и по кругу босыми ногами. Что-то поднималось в ней, она чувствовала, как заползает все выше змея, полная яда, которая хочет – и может – сделать ей очень больно… Она посмотрела на разложенное на кровати платье, и платье ответило на ее взгляд.
Откуда взялась у Хэдли потерянная тетрадь Уайти?
Змея заползла еще выше. Нога Шик наступила на маленькую прямоугольную карточку, выпавшую из коробки вместе с тетрадью. Машинально она подняла ее.
Она прочла имя, потом адрес, и тут змея укусила. Вонзила прямо в сердце два острых клыка.
Она лежала, застыв в неподвижности, на одеяле Хэдли. Время шло. Наконец Шик поднялась с неприятным, стыдным чувством, как будто упала в обморок, – так она чувствовала себя в детстве, когда просыпалась, описавшись.
Она подошла к шкафу, методично, но с с полным отсутствием спокойствия внутри убрала все, что валялось на полу. Положила тетрадь в коробку так, как она лежала раньше, под туфельки для степа. Запихала в шкаф жирафа, три мячика, бильбоке и все остальное. Визитную карточку сунула в карман халата, закрыла шкаф, окинула взглядом комнату. Платье… Не забыть бы его.
Взгляд наткнулся на фотографию Огдена у изголовья. Огден, бровки домиком, неулыбчивый, по обыкновению с вопросительным выражением лица. И светлые волосы. Очень светлые.
Неулыбчивый и светловолосый. Светловолосый и неулыбчивый.
Кровь отхлынула, все тело оцепенело, заледенело. Нет, о нет… Об этом она не хотела даже думать.
Со скомканным платьем под мышкой она переступила порог в ту секунду, когда в холле зазвонил телефон. Прежде чем закрыть дверь в комнату Хэдли, Шик задержала взгляд – это было сильнее ее – на маленьком вопрошающем личике в рамке, светловолосом и неулыбчивом.
– Мисс Фелисити! – заорала снизу Черити. – Телефон! Вас, мисс Фелисити!