Чай с Грейс Келли

– Мужчина? Почему ты не сказала раньше, старая раззява? Он, наверно, уже повесил трубку.

– Ну уж нет! Он не повесит трубку, мисс Фелисити, – прыснула Истер Уитти. – Не повесит по той простой причине, что он не звонит по телефону. Он терпеливо ждет в холле внизу. Очень воспитанный, очень милый.

В холле? Господи! Кто бы это мог быть?

Ох, черт побери, ну да… Шик изнеженно погрузилась в душистую воду. Жюль, конечно же. Курьер из дома Дакена, посланный Мушкой, старой галошей. Ничего, пусть подождет.

Однако… Она знала Жюля, его стать грузчика и трехдневный окурок, прилипший к губам. Никому бы не пришло в голову назвать его «милым».

– Какой мужчина? – осторожно спросила она.

Шаги Истер Уитти, удалившиеся было, вернулись. Она прошептала в створку двери:

– Красивый парень и очень славный. Еще один, кого вы наверняка замучаете в очередной раз.

Шик выскочила из ванны с всплеском парохода на волне в шторм.

– Он сказал, как его зовут? Скажи мне его имя!

– Сказал, мисс Фелисити, сказал. Его зовут Арлан Бернстайн.

Из горла девушки вырвался жалобный звук. Уайти… Что он здесь делает? Это имеет отношение к серой тетради? Или к… Хэдли?

– Боже мой, боже мой, боже мой, – простонала она растерянно и схватила халат, даже не вытершись. – Истер Уитти, скажи ему, чтобы подождал! Я сейчас оденусь.

– Ба, я думаю, что вы не спуститесь голая, как яблоко без кожуры.

С ледяными руками и пылающей головой Шик бросилась в свою комнату. Она мало-мальски успокоилась, только надев пояс и пристегнув чулки.

В конце концов, десятью минутами больше, десятью минутами меньше… Надо показаться ему красивой.

После трех примерок, принаряженная, в костюме цвета розового дерева, в белых туфельках и белом шарфике, с бешено колотящимся сердцем она спустилась в холл. В гостиной Черити шила, напевая Don’t Fence Me In[185].

При виде Шик Уайти встал с табурета, который любезно подвинула ему Истер Уитти; под мышкой у него были три книги, и никаких признаков нетерпения он не выказывал.

– Фелисити… Как вы поживаете?

Она была так напряжена, так занята тем, чтобы просто дышать, что не заметила присутствия Истер Уитти, скрытой в нише в стене за сундуком, которая искала удлинитель для утюга.

– Очень хорошо, – ответила Шик. Ее голос удавленницы, казалось, шел из ящика с обувью под вешалкой. – Что вы здесь делаете?

Это невольно прозвучало сухо. Дело в том, что Шик трудно было говорить. Стоя на негнущихся ногах, она держалась за дверной косяк из боязни упасть. Уайти все не так понял.

– Вы правы, что сердитесь на меня, Фелисити. Я прошу у вас прощения. Характер у меня собачий, сам поражаюсь. Это со мной с… с войны, – сказал он, запнувшись. – Я повел себя с вами в тот вечер как хам, а ведь вы были так великодушны. Я знаю, что вы хотели мне помочь.

Истер Уитти перестала рыться в сундуке, глаза ее полезли на лоб. Великодушна, мисс Фелисити? Мисс Фелисити? На миг ей подумалось, что это ирония. Но нет, парень говорил серьезно. Черт побери… Какое доброе дело могла совершить мисс Фелисити, чтобы хоть один человек на этой земле подумал о ней такую сногсшибательную вещь? Да и сама мисс Фелисити едва стоит на ногах. Она, кажется, даже близка к обмороку.

– Я прошу у вас прощения, – совсем тихо повторил молодой человек. – Вы хорошая девушка. Я ценю… Я очень ценю вас, Фелисити.

Истер Уитти наконец отыскала удлинитель для утюга. Но одновременно она поняла, что ее не видят, если сейчас уйти, будет неловко… И она стала ждать, затаившись.

– О Уайти… Это я должна извиниться! – воскликнула Шик, как будто реанимированная последними словами Уайти. – Это моя вина, я хотела как лучше… Я действовала так неуклюже.

Она бросилась к нему. Он обнял ее свободной рукой, другая сжимала стопку книг.

Она прижалась к его пиджаку. Он вернулся. Он всегда возвращается. Он отталкивает ее поцелуи и ласки, плюет на ее любовь, топчет ее гордость, смеется над ней иногда, но он возвращается… Однажды он останется с ней навсегда. И перестанет думать о девушке из поезда.

Большим пальцем он приподнял ее подбородок.

– Я шел в… Я сделал крюк, потому что мне вдруг пришла в голову одна идея. Я зашел, подумав, что, может быть, мне повезет и я застану вас здесь.

– И вы застали меня здесь… Это мне повезло.

– Вы свободны? Я хочу сказать, сегодня? Прямо сейчас?

– Да… Да, да, – пролепетала она все тем же голосом из обувного ящика (никак не получалось восстановить собственный). – Прямо сейчас!

– Я шел в… Я сделал крюк, потому что вспомнил, что вы мне говорили в тот наш вечер за яичницей.

– Я столько говорю… Вы о чем?

Голосовые связки вновь начинали ей повиноваться.

– О месте, куда вам хотелось пойти.

Она зажмурилась. Ей безумно хотелось снова попить чаю в «Полиш Фолк Холл» об руку с Уайти. То-то разозлится эта курица Сарина… Или посидеть на террасе «Слэшера» на Вашингтон-сквер. Она продемонстрирует свой элегантный костюм цвета розового дерева и перчатки в сеточку плохо одетым студентам, которые с пренебрежением относятся к таким девушкам, как она, закопавшись в свои интеллектуальные книжки.