Чай с Грейс Келли

– Возьмите. Билеты на «Коммуниста в доме». Будьте моими гостями, вы и весь ваш коллектив! Дата по вашему выбору… Сами убедитесь, как вы похожи на ваших врагов с их махинациями, такими же грязными, как делишки антикрасных. Нет, нет, возьмите! – проревел он. – В конце концов, эти места будут стоить вам тридцать пять тысяч долларов.

Сильвер колебался. Наконец он сунул билеты в карман, резким движением надел на голову свой ковбойский стетсон.

– Ваша честь, ваша свобода, ваша работа имеют для вас так мало значения, мистер Стайнер?

– Совсем наоборот, мистер Сильвер. Они стоят больше тридцати пяти тысяч долларов. Надо было просить больше! Тогда я бы, может быть, согласился.

Ноздри Сильвера побелели.

– Должен ли я передать коллективу, что… вы отклоняете его поддержку?

– Ули, – выдохнул Сесил Ле Рой, хватая его за рукав. – Ты должен…

– Ули Стайнер отклоняет, да! Ули Стайнер сам отклонился в последнее время! Но не до такой степени, чтобы погрязнуть в махинациях и взяточничестве.

Размахивая рукавами, в шекспировском образе больше, чем леди Макбет, великий актер мерил взглядом непроницаемого человека. Взволнованная Манхэттен сглотнула. Как бы идиотски ни паясничал Ули, он производит впечталение.

Сильвер коснулся полей своего стетсона в знак прощания и вышел. Разом выдохнув, все рухнули в кресла салона «Домино».

Рубен первым нарушил молчание:

– Вы знаете Батча? Батча, завпоста театра «Корт»? На днях он рассказывал смешную историю. Смешную и подлинную. Ее рассказал ему сценарист из кино. Во время войны этот писака работал над одним из прорусских фильмов, очень модных в Голливуде. Русские были тогда нашими союзниками против Гитлера, об этом теперь почти забыли. Короче… наш сценарист (надо ли уточнять, что он был из тех, кого называют прогрессистами?) показывает готовую работу своей ячейке партии. Да, потому что партия требовала права просмотра всех текстов своей паствы. Его заверяют, что все прекрасно, вот только… вот только в одном диалоге персонаж говорит «наша коммуна». А «коммуна», между прочим, похожа на «коммунизм». Студия будет недовольна. Парень спрашивает, чем же можно заменить. Ему предлагают «наш коллектив». Окей. Парень вычеркивает и пишет «наш коллектив». Он дает прочесть исправленный сценарий продюсерам. Ему говорят, что все прекрасно, вот только… вот только «коллектив» очень смахивает на «колхоз». Мы союзники, никто не спорит… но еще не товарищи, насколько мне известно! Парень вежливо спрашивает, чем можно заменить «наш коллектив». И большой босс студии отвечает ему: что ж… пусть будет «наша коммуна».

Ули взвизгнул от смеха. Ле Рой прыснул в бороду. Рубен дал Манхэттен дружеского тычка, и две пары очков полетели на пол.

23. Something’s got to give [90]

Джослин коротко поздоровался со Слим, коллегой из лифта напротив.

– Ну? – спросила она. – Как твой Кролик?

Он огляделся, убедившись, что холл и оба их лифта пусты.

– Нету, – прошептал он. – Единственный грызун, которого я видел сегодня, – мисс Мосс.

Мисс Мосс, хостесса на ресепшене в Хаксо, была очаровательным белокурым хомячком, чьи нижние передние зубы, казалось, не поддавались износу, несмотря на любовь их хозяйки к яблокам.

Съехавшиеся двери стерли смех Слим. Джослин отвез мистера Андрасси с девятнадцатого этажа на седьмой. После этого он и его лифт довольно долго оставались свободными. Наш лифтер воспользовался минуткой, чтобы привести себя в порядок перед зеркалом. У Дидо еще не было случая полюбоваться им в этой форме, достойной цветного музыкального фильма. Когда-нибудь он приведет ее в Хаксо.

Над его темно-синим кепи замигала кнопка. Лифт вызывали. Кабина с шипением поехала и остановилась, слегка подпрыгнув, на пятнадцатом этаже.

Вошла девушка, уткнувшаяся в кипу партитур. Очевидно, студентка музыкальной академии, располагавшейся на этом этаже. Джослин редко видел ее преподавателей, а студентов никогда. Их расписание не совпадало с его графиком.

С любопытством и насколько позволяли приличия он согнул колени на несколько градусов, чтобы попытаться разглядеть эту студентку. То, что он видел пока (костюм оленьего цвета, лимонный шарфик, руки, талия и тонкие ноги), улыбалось обещаниями.

Но девушка не поднимала головы, погруженная в чтение. Ее шляпка, лимонная, как и шарфик, и загнутый уголок первой партитуры скрывали лицо.

– Это вы играете сонату К. 263 Скарлатти? – вдруг решился он.

Не переставая изучать ноты, она помедлила несколько секунд и процедила сквозь зубы:

– Случается. Время от времени.

И тут откуда ни возьмись появился Алисин Кролик. Прямо в кабине, куда плутишка никогда еще не совался!

Кролик стоял за спиной девушки, упершись локтем в стенку и насмешливо щурясь. Джослин поспешил перевести взгляд на девушку.

– У вас французский акцент, – сказал он по-французски. – Я ошибаюсь?

Он не понимал, почему вдруг задышал чаще и по какой причине кровь так сильно забилась в висках, прихлынула ко лбу, к щекам. Девушка медленно подняла голову, и он наконец увидел ее лицо.

Он не поверил своим глазам. Она не поверила своим.