Чай с Грейс Келли

Она тоже выглядела робкой. Пейдж присоединилась к группе. Всего их было шесть. Бесспорно, похожих, как сестры: белокурые, свежие, на амплуа инженю. Судя по всему, все пробовались на роль Берты. Как и она.

– Кто-нибудь уже прошел? – спросила она.

Одна из соискательниц, белокурая, свежая, на амплуа инженю, кивнула. Она сжимала и разжимала пальцы правой руки, как будто держала что-то горячее. Пейдж села на стул и открыла свой экземпляр пьесы Августа Стриндберга.

Она так и не смогла прочесть ее до этой ночи, книга как будто испарилась с нью-йоркских прилавков. Ей пришлось скрепя сердце взять экземпляр Лестера Лэнга, который он принес ей только вчера. Она не успела ни подготовить сцену, ни подумать над ролью. Если бы не обещание Лестеру, Пейдж не рискнула бы прийти такой неготовой.

– Какая неудобная роль, – прошептала третья свежая блондинка на амплуа инженю. – Про эту Берту не скажешь, что у нее в нутре, вы не находите?

Все вежливо покивали. Пейдж давно усвоила, что лучше не обсуждать желанную роль с конкурентками. Эта свежая и белокурая инженю, должно быть, была новичком. Она мило улыбнулась ей. Дверь зала приоткрылась. Показалось лицо в обрамлении пары золотых колец.

– Мисс Вольфром?

Свежая белокурая инженю, которая ломала пальцы, вскочила на ноги с чуть растерянным видом. Она вошла в зал следом за золотыми кольцами, а ей навстречу вышла другая свежая белокурая инженю, уже выдержавшая экзекуцию.

– Как там? – спросила ее четвертая, которая еще не открывала рта.

– Мистер Мэсси? Приятный. Очень вежливый. В остальном… Трудно составить представление, правда. Удачи, девочки.

И так продолжалось, пока Пейдж, последняя, не осталась одна. С нарастающим мандражом.

Наконец вновь показалась пара колец и произнесла ее имя. Пейдж последовала за ней. Она встретила предпоследнюю свежую и белокурую инженю, которая шла перед ней, и та подмигнула ей с явным облегчением, что все кончилось.

– Он еще никого не выбрал, – шепнула она сквозь зубы, проходя мимо Пейдж.

«Откуда она может знать?» – задумалась Пейдж, идя по проходу к сцене.

Вопреки обычаю Рэймонд Мэсси не сидел в первом ряду. Он ждал на стуле прямо на сцене, закинув ногу на ногу, у левой кулисы.

– Мисс Гиббс? Очень приятно. Спасибо, что пришли, – сказал он с мягким английским акцентом, успокоившим ее.

Он пробежал глазами листки, лежавшие у него на коленях, но Пейдж поймала его живой и проницательный взгляд, когда шла по проходу. Наверняка он уже знал, как она держится, движется, опускает веки, поводит носом или пальцами ног, и, вероятно, еще много всякого разного, чего она сама не сознавала.

Рэймонд Мэсси был знаменитым актером, игравшим с величайшими именами европейской и американской сцены, и режиссером, славившимся своей требовательностью. Пейдж помнила его в «Мышьяке и старинных кружевах». От причуд Капры до жестокости Стриндберга дистанция огромного размера. Пейдж была впечатлена, но, странным образом, не испугана.

– Вы знаете Стриндберга, мисс Гиббс?

– Нет, – сказала Пейдж, глубоко вдохнув. – «Отец» – его первое произведение, которое я читаю.

– Мощный текст, не правда ли?

– Да, – нерешительно ответила она.

– Вы как будто не очень в этом убеждены, – хмыкнул он, едва заметно улыбнувшись и метнув на нее быстрый взгляд.

– О нет. То есть… Его сложность и сила потребуют времени, придется перечитать несколько раз… и, наверное, мне понадобится помощь.

Он рассмеялся. Как будто разогнулся, поднявшись со стула. Он был необычайно высок.

– Признание этого говорит о тонкости ума и прозорливости. Мы имеем право скромничать перед масштабом и колоссальностью дарования. Сколько вам лет, мисс Гиббс?

– Девятнадцать.

– Вы сейчас играете?

– Гм, да. Го… голоса на радио. Сериал.

Она с тревогой всматривалась в его склоненное лицо. На нем не читалось ни осуждения, ни презрения, ни даже равнодушия. Напротив, ему, казалось, было интересно.

– Вам это нравится?

Солгать было невозможно. Она это обожала.

– Очень.

– Отлично. Наш спектакль выйдет осенью, будете ли вы свободны к этому времени?

– Я… Да, конечно.

– Это только информация, не решение. Можете прочесть отрывок из пьесы? На ваш выбор.

Она кивнула. Глубоко вдохнула и прочла сцену, где мать Берты открывает ротмистру сомнительность его отцовства. Пейдж играла две роли, чередуя столь несхожие чувства отца и матери.

Когда она закончила, Мэсси снова сел на стул, молча постукивая по своим листкам.

– Вы пришли пробоваться на роль Берты, дочери, не так ли? Почему вы прочли сцену, где она не появляется?

– Я… мне кажется, я люблю ее за… за сдержанную дикость. Это поразительная сцена.

Он кивнул, по-прежнему молча, длинные пальцы коснулись широкого лба.

– Что вы скажете о Берте?

Пейдж сосредоточилась.

– Я толком о ней не думала, – призналась она. – Мне кажется, она хочет быть лояльной по отношению к отцу, которого искренне любит. Она не против жить в городе, как он хочет. Но ей надо также пощадить мать, которая хочет удержать ее подле себя, и… В общем, я думаю, она таится. По крайней мере… так бы я поступила на ее месте.

– Очень интересно. Почему же?