Чай с Грейс Келли

– Несчастная любовь, – прошептал он, – ситуация непростая и не самая удобная.

29. Somewhere there’s music [103]

В конце войны «Палладиум» был выкуплен у наследницы короля лифтов, чье состояние в тот период переживало не лучшие времена. Этот танцевальный зал, бывший прежде белым, изысканным и привередливым, стал тогда смешением лиц, шумным и веселым.

Пагани, новый владелец, был кем угодно, только не герильеро, даже не товарищем. Зато у него было чутье, непревзойденное чувство зрелища и деловая хватка.

Дела сводились к тому, чтобы найти клиентов. А чтобы заполнить залы на двух этажах, их требовалось много: заведение могло поглотить до тысячи тел. Так что нужны были тела, тела всех мастей, всех уровней, во всех оболочках, то есть всех цветов кожи, не только белые, чтобы платить 75 центов за входной билет. Что и требовалось доказать. Здесь вы были не в «Уолдорфе» и не в «Плазе».

Среды и субботы в «Палладиуме» уже были знамениты. Его конкурсы – на лучшего танцора, на самого прожорливого едока пирогов, на самую необычную рубашку, самые стройные ножки и так далее – имели успех у нью-йоркских гуляк. Как правило, Федерико Пагани сам выступал в роли церемониймейстера.

В эту среду, однако, это был не он, но высокий итальянец, сухощавый и гибкий, с угольно-черными бровями: Фрэнк Пиро по прозвищу Киллер Джо Пиро.

Киллер Джо выиграл все первые призы за танцы еще в начале «Палладиума». Вскоре дирекция сочла, что дешевле будет платить ему жалованье. Теперь он, помимо прочего, давал коллективные уроки мамбо восторженной толпе.

Пейдж пришла об руку с Бадом ко входу на 53-й улице. За длинным коридором, ненамного шире порога, последовала лестница, похожая на пищевод страдающего диспепсией. Здесь топтали друг другу ноги и толкались локтями до вожделенного второго этажа.

Там, наверху, на шестистах метрах полированного паркета располагались танцпол, ресторан, бар, тропическая сцена.

– Который Тито этот Тито? – спросила Пейдж, показывая на оркестр.

Она узнала El mundo de las locas[104], мамбо, которое они много слушали во время ее эскапады в Гавану.

– Легко! – буркнул Бад сквозь жевательную резинку. – Волосы напомажены навытяжку, тремоло в сахаре… Тито Родригес, конечно же. Но и другой не замедлит показать свои усы.

Обнимая Пейдж одной рукой за талию, он уже покачивал бедрами под звуки бонго и кахона, и вскоре они оказались на танцполе среди толпы и бешеного мамбо.

Бад совершенно не обращал внимания на взгляды – многочисленные и пристальные, так же как и на возгласы My God, это же Брандо! Знаешь «Трамвай Желание»? Он теперь снимается в кино, долетавшие до их ушей.

– Тебя не раздражает, что тебя узнают?

– Лишь бы меня узнавала моя мать, – сказал он, открыв глаза, которые закрыл, танцуя. – И лишь бы ты меня узнавала.

Он повел бровями три раза подряд ради удовольствия заставить ее рассмеяться. Бад танцевал не самым классическим образом, однако расслабленность его тяжелого, но гибкого тела, двигавшегося беспечно, была невероятно чувственна. Он поймал ее за бедро, покружил.

– Твое имя, может быть, дадут ракете или бомбардировщику.

– Я откажусь, – ответил он. – Я пацифист.

Пейдж давно прекратила мечтать обо всем этом. Что произошло? Эддисон… Она сосредоточилась на танце. Они станцевали три мамбо и конгу, не переводя дыхания.

– Ay, qué mambo![105] – выкрикивала толпа.

Она вдруг увидела Джослина, который отплясывал с Дидо неподалеку. Она замахала рукой, они заметили ее и приблизились. Джослин был весь красный, галстук, казалось, его душил.

– Привет, вареный рак! – крикнула ему Пейдж, слишком запыхавшаяся, чтобы сказать больше.

Дидо прыснула. Не переставая выделывать па, Джослин потянул за галстук, сорвал его и сунул в карман.

– Оркестр сменился? – удивился он.

– Обычный фокус, – сказала Дидо. – Штука в том, что никто этого не замечает.

Один Тито сменил другого, бразды правления взял Тито Пуэнте.

– Mambo! Ay, qué mambo! – скандировала ликующая публика.

– Почему ты водишь меня в такие места, где непременно приходится голосить? – прокричал Джослин.

Дидо сделала знак, что не слышит. Она выбрала платье с юбкой клеш, не розу, не лаванду, а подсолнух, которого он еще не видел. Танце вала она чудесно. Он старался не отставать. Мамбо казалось простым, но… Он посмотрел на виляющие бедра вокруг и решил, что ему слишком весело, чтобы унывать.

Музыка смолкла. Пол перестал вибрировать, и стал слышен звон тарелок в зоне ресторана.

– Эй! Эй! Работает микрофон? Yes, работает! Señoras y señores[106], расслабились! Для усталых есть стулья и банкетки. И бар тоже, имейте в виду! Готовы к первому матчу? Будем петь! Для начала дамы. Ну же, guapitas[107], вперед, вперед!

Фрэнк Пиро, он же Киллер Джо, вышел на сцену к горстке конкурсанток.

– Урсула! – воскликнул Джослин. – Третья справа!