Чай с Грейс Келли

И, наконец, другие слова, произнесенные полушепотом:

…куплет и рефрен колыбельной, которую пела мне Гитте Стайнер, моя мать.

Манхэттен уже видела это имя, Гитте Стайнер, в документах, которые раздобыл ей Скотт Плимптон, когда она обратилась к нему как к детективу. Значит, в силу одного из чудес, которые жизнь горазда доставать из своей шляпы, Гитте Стайнер – ее бабушка. Ее, Манхэттен. Что с ней сталось? Жива ли она? Никогда раньше Ули не упоминал ее.

Она продолжала пристально смотреть на струйку холодной воды, стекавшую по ее пальцам. Последний фокус – великий Ули Стайнер не знал, что она, Манхэттен, была той пятилетней девочкой, проливавшей слезы над «Бэмби».

В дамскую комнату вошли две женщины. Костюм с подкладными плечами, шляпка с пером. Еще журналистки. Одна закрылась в кабинке, другая стала причесываться.

– Конгресс забавляется… Какая газета? – спросила она, не глядя на Манхэттен.

Девушка закрыла кран и вытерла руки.

– Никакая, – пробормотала она и вышла.

Он ждал ее в коридоре. Прислонившись к стене, листая какую-то брошюру, в светло-сером пальто, в сдвинутой назад шляпе на светлых волосах. Его живые глаза улыбнулись удивлению Манхэттен. Она застыла в дверях, опустив руки, не веря в реальность происходящего.

– Скотт! – неслышно выговорили ее губы.

Он подошел к ней, обнял.

– Разве я мог оставить моего солдатика одного против всей своры? – прошептал он ей в висок.

Бесенята тотчас прекратили возню. Они наконец притихли.

– Такой путь! – пролепетала она. – И… вы здесь. О Скотт!

– Мы ведь не будем плакать. Правда?

– Нет! – вздернула она подбородок. – Нет, любовь моя, никто не плачет. Теперь… теперь…

Теперь она чувствовала себя сильной.

– Вы были на слушании?

– Пришел минута в минуту, за мной закрыли дверь. Он держался молодцом, наш трагик. Это было небезопасно. Вы были в курсе… сокрушительного финала?

– Вмешательства Славки Брингс-Три, супруги почтенного Мартина? Я ничегошеньки не знала! Думаю, и Ле Рой тоже. И Рубен.

Скотт предложил ей сигарету, она отказалась. Он прикурил свою, затянулся.

– Чистой воды Стайнер! – сказал он, подавив смешок. – Какой неожиданный поворот. Любой другой обговорил бы все это с почтенным до слушания. Но не он.

– Нет, не он. Это слушание было театральной сценой. Мог ли великодушный рыцарь мистер Стайнер устоять?

– Довольно рискованно все-таки. Маэстро играл на грани фола… но ему все великолепно удалось, надо признать. Уверенная победа по всем статьям. Он покорил прессу, рекламу… и сохранил честь. Великодушный рыцарь не выдал ни одного имени.

– Он назвал этих бедных студентов.

– Джон? Тед? Питер? Мэри? Готов спорить на купол Капитолия, что все эти имена он выдумал! А если они и существуют, это просто имена, даже без фамилий. Сколько Джонов, Питеров, Тедов во всей Америке?

– Говорят, когда комиссия требует имена, большинство ей уже известны.

Скотт прошелестел ей на ушко:

– ФБР предоставляет их ей заранее. Цель – проверить лояльность допрашиваемого. Без списков, без досье, без имен Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности – лишь пустой ящик Конгресса.

Он отстранился, медленно выдохнул облачко дыма к далекому потолку.

– Не хотел бы я сейчас быть на месте Брингги.

– И его жены. Какой героизм! Почему она явилась? Никто ее не вынуждал. Разве что она пошла на это…

Фраза повисла. Скотт Плимптон закончил за нее:

– …во имя былой страсти? Правдоподобно. Но не думаю. Эта торжествующая улыбка Славки, когда она убедилась в эффекте своей бомбы! Она ликовала. Я поставил бы скорее на реванш, на разрешение старой распри между мадам и ее дорогим Брингги.

– А мне сигаретку? – вмешалось короткое пламя волос, затесавшееся между Манхэттен и Скоттом Плимптоном.

Уиллоуби тоже ликовала. Скотт протянул ей свою пачку, поднес огонек «Зиппо». Она выдохнула дым, полузакрыв глаза.

– Вы Боб Митчем, Дэна Эндрюс или Роберт Райан? Представьте нас, Манхэттен!

Скотт ей явно очень понравился. Манхэттен повиновалась, пробормотав извинение.

– Очень приятно, – сказала Уиллоуби. – Сногсшибательный сюжетный поворот в последнем акте, правда? Бац – готово дело, опускайте занавес!

Улыбаясь уголком рта, Скотт раздавил окурок в пепельнице из цельного куска порфира.

– Смело, – сказал он. – Манхэттен тут заметила, что супруга могла уклониться от сцены, отказаться играть. Стайнер попал бы тогда… в затруднительное положение.

Взмахом руки Уиллоуби отмела эту гипотезу.

– Несчастное создание два года требует развода. Два года почтенный Брингс-Три безжалостно отказывает… до сегодняшнего дня. Сегодня день освобождения!

Скотт рассмеялся вместе с ней. Манхэттен посмотрела на них, строго поджав губы.

– Бедная миссис Брингс-Три, – сказала она. – Теперь сквозь строй прогонят ее. Комиссия призовет к ответу экс-активистку, потребует имена ее бывших товарищей. Это… ужасно.