– Мой дядя Джордж – драматург. Несмотря на Пулитцеровскую премию, он у нас паршивая овца. Я его обожаю. Мое призвание?.. – Ее голова качнулась на красивой шейке. – Я хочу быть независимой. Забыть весь этот спорт, это постоянное соревнование, жить наконец своей жизнью.
Ее вздох был тенью вздоха.
– Дело в том, что никто не знал, что со мной делать. Я всегда была середнячком. Чуть ниже среднего. На той границе, где вы ничего не выигрываете, но вас и не устраняют. Середнячок с минусом, короче говоря. Я прохожу прослушивания и – фюить! – исчезаю. Роль никогда мне не достается. Со мной в качестве соперницы вы можете быть спокойны, Пейдж. Возьмут вас, будьте уверены. Папе пришлось
– Я вижу вас в журналах и в этих
– Идеальную девственную невесту. Законченную белую гусыню. Я размахиваю тюбиками зубной пасты, делаю вид, будто печатаю на машинке, подаю розовое пирожное толстомордому супругу… За шестьсот долларов в день это так легко! Почти так же, как польстить мужчине, чтобы добиться от него всего, чего хочешь. Примитивно. Но Стриндберг… О господи, вот это страшное чудовище.
– Страшное, но упоительное. Разве нет?
Пейдж подумала о Шик, которая никогда не зарабатывала 600 долларов ни в день, ни даже в месяц. Но яркая красота Шик, ее пламенеющий блеск были так тревожны. Не в пример светлой прелести Грейси, такой ровной, такой умиротворяющей. Покупая разрекламированное ею мыло или такое же свадебное платье, можно было надеяться прикоснуться к американской мечте. И все же… Чутье подсказывало Пейдж, что девушка вовсе не так светла, не так ровна, не так умиротворяюща.
– Не так-то просто добиться того, чего хочешь, от мужчины, – сказала она. – Лично я нахожу, что с ними сложно.
– Сложно, с мужчинами? Вы шутите. Они не могут устоять перед натиском, – рассмеялась Грейс Келли. – Особо стойких берут измором. Естественно, надо проявить немного упорства.
Наивная озадаченность Пейдж вызвала новый всплеск веселья.
– Вы говорите как девушка, которую зацепило! – легкомысленно заметила Грейси. – Вас зацепило?
Чай Пейдж вернулся в чашку, не успев достичь ее губ.
– Ужасно.
Она провела пальцем по краю блюдца и заговорила тише:
– Он слышать обо мне не хочет. Говорит, что годится мне в отцы… Ему тридцать девять лет.
Голубые глаза напротив округлились. Пейдж уткнулась в чашку с чаем. Она ее шокировала, точно!
Против всяких ожиданий, Грейс рассмеялась – своим очаровательным хрустальным смехом, склонив головку на лилейной шейке. Она загасила «Честерфилд» в пепельнице, как художник отряхивает кисть над чашечкой.
– Вы тоже? – прошептала она. – Вы тоже любите… зрелых? Лично я только таких и предпочитаю.
– Правда? – удивилась Пейдж. – Что до меня, не могу сказать. До него я не любила ни одного мужчину.
На лице Грейси вновь появилась загадочная улыбка. Уровень пуйи понизился на два глотка.
– Я постоянно влюбляюсь в кого не надо. Хоть и знаю заранее, какие мужчины вне игры для папы: разведенные, богема или торгаши, евреи или протестанты, на двадцать лет старше… Именно к ним меня и тянет.
– Правда? – повторила Пейдж, не найдя более блестящего ответа.
– Моему брату Келлу поручили присматривать за заблудшей овечкой. Но мне плевать. Запретный плод сладок, не правда ли? Вот я и лавирую. Тот еще спорт, уверяю вас. Единственный, в котором я добилась успехов! Мне случилось, – добавила она, понизив голос, – влюбиться в моего преподавателя по…
Инженю Пейдж, которая думала, что шокирует благовоспитанную девицу, завороженно выслушала резюме опасных связей и запретных любовей.
Сознает ли она, подумалось ей вдруг, что ее папа в центре нашего разговора? Случай (случай ли?) распорядился так, что они пробовались на роль в пьесе под названием «Отец?». Как все это странно.
Она вздрогнула, вынырнув из своих раздумий.
– Полчаса почти прошло! – сообщила Грейси.
Она допила пуйи. Чай Пейдж остался почти нетронутым.
– Я только что видела претендентку номер три, она входила в театр.
Пейдж смотрела, как она разгладила вышивку на перчатках, повязала воздушный и шелковистый карминный шарфик. Сама застегнула пальто, чтобы не отставать, и они вышли из кафе.
Милейшая идеальная соседка, невеста мечты, середнячок с минусом во всем, шла впереди с видом сказочной принцессы, как будто скользила по Бродвею.
– Папа хотел, чтобы ты поужинал с нами, – вдруг вспомнила Дидо. – Ты свободен сегодня вечером?
Джослин замер, бросил на нее отчаянный взгляд. Сегодня!
Они стояли перед ее домом, у ограды садика.