Чайки за кормой

«Дочь неграмотных родителей Анна рано познала нужду и мужскую любовь. Она решается бежать. Но злые бомжи отнимают у нее те немногие деньги, которые удалось скопить, экономя на колготках, и записку с номером телефона городской тети. Анну приютили рыбаки. Она заочно полюбила парня, который должен приплыть за ней на лодке. Нет-нет-нет! Это уже где-то было! Во! Она сама стала капитаном, и сама приплыла за парнем, которого заочно полюбила. Парень стоял на берегу и смотрел на море. Увидев парус, он приветливо помахал рукой. Анна высадилась на берег и, поборов смущение, обняла парня. Тот, удивленный таким поворотом, отстранился. Но Анна свистнула матросам. Уже на судне связанный парень попросил пощады, но было поздно – Анна полюбила его. А он ее – нет. Разочаровавшись, капитанша продала его в рабство. Заплатили ей хорошо, и она поставила этот промысел на широкую ногу».

– Чего я тебе не довесила?! Это весы такие – у них «ноль» по-другому, – привычно, без злобы, ругалась продавщица.

«С целью выискивания жертв она устроилась продавщицей хамсы. Для того, чтоб ее тайные помощники могли ее узнать, она поставила на халат чернильное пятно. Оно означает символ пиратской власти, как череп и кости».

– А у вас есть бумаги на эту рыбу? – прогнусавил продвинутый покупатель в шляпе.

– Вам свидетельство о смерти показать? – не задумываясь, выпалила работница весов и прилавка.

Когда подошла очередь Виктора Игоревича, он, будучи на взводе и не в силах себя сдержать, крикнул:

– Вам лучше сдаться властям! О ваших злодеяниях всем известно!

Но удивительней всего было то, что продавщица действительно после смены пошла в милицию и все рассказала. Но не о том, как похищала мужчин и продавала их в рабство, а о том, как доливала в хамсу, для веса, воду.

Виктор Игоревич потом долго мучился. Он был знаком с результатами судебного заседания и не мог простить себе неверно угаданного сюжета. «Чернильное пятно сбило», – грустно думал он.

Постучавшись и войдя в кабинет, Мондель улыбнулся и сказал:

– Добрый день!

Виктор Игоревич, с трудом отрываясь от своих мыслей, рассеяно посмотрел на посетителя и сказал:

– Ну, допустим…

– Я, так сказать…

– И с этим согласен, – вымолвил директор и подумал: «Он – представитель Сомалийского Революционного фронта. А почему тогда белый? Сделал лазерную пересадку кожи. Для конспирации. Сейчас будет просить предоставить стадион для тренировок штурмовых отрядов».

– С вами, знаете ли, приятно поговорить, – выталкивал беседу в более широкое русло Мондель.

«Начнет сейчас рассказывать о борьбе его народа за свободу. Попытается меня втянуть в свои революционные дела».

Директор нахмурился, увлеченный своими мыслями. Мондель воспринял это как сигнал к тому, что надо представиться.

– Моя фамилия Карасевич. Я – кандидат на пост главы города.

«Врет!»

– Я вот по какому делу. Я ярый, если можно так выразиться, болельщик. Всегда болел за «Спартак». Тут у вас затосковал, знаете ли, без спортивных мероприятий. В городе есть команда этого уважаемого общества?

«Как ловко начал! Профессионал! Сейчас тонко перейдет к тому, что Спартак боролся за свободу. Потом попросит стадион для своих боевиков».

– Есть. Принадлежит команда колбасной фабрике, – осторожно ответил Альбатросов, напряженно глядя в глаза пришельца, – играет у нас на стадионе.

– Это, в общем-то, и все. Спасибо, товарищ. Спортивных успехов вам и вашей организации.

Когда за Монделем закрылась дверь, Виктор Игоревич тоскливо подумал: «А как же боевики?! Нет, все – иду на больничный!»

Глава 12

Город жил не только выборами. Футбольное первенство города неспешно миновало свой экватор. До финиша было еще далеко, и время самых горячих битв еще не наступило.

Команда «Спартак», принадлежащая колбасной фабрике, вяло билась за лидерство с клубом «Катран», игроками которого были, по основной профессии, рыбаки.

В теплый летний день Мондель сидел на пластиковом сидении в верхнем ряду Восточной трибуны стадиона и наблюдал за игрой.

По зеленому полю бегали игроки-любители, старательно отрабатывая немногие блага, которые им были обещаны за участие в матче.

«Спартак» вел 2–0, но «Катран» упорно сопротивлялся.

Харитон, оценив обстановку и сделав основные наметки плана, спустился к скамейке запасных «Спартака». Там он подошел к нервно следящему за своей командой, словно за ветреной женой, тренеру.

– Густомазов, агент, – коротко представился Мондель.

Последнее слово магически подействовало на руководителя команды. Он тут же бросил смотреть за игрой, подался всем телом к Монделю и даже взял того за пуговицу рубашки. Пахло при этом от тренера, как от крестьянина, вернувшегося с обмолота.

Харитон устранил руку тренера от своей одежды и произнес вторую короткую фразу:

– Надо поговорить.

Оба человека, по-разному представляющие себе предстоящую беседу, отошли к трибунам и приступили к оживленному общению.

Через пару минут не наполненного смыслом диалога, в основе которого были избитые фразы о погоде, о ценах, о политике и целебности морских купаний именно в этом году, мужчины приступили к обозначению позиций.