Чайки за кормой

– Расскажу немного о себе, – продолжал военный, тяжелым взглядом смотря в жерло камеры, – да, я принципиальный, но не дебил. Понимаю, что демократия нужна, но не всегда, не во всем и не в нашем городе. От граждан я ничего требовать не буду. Я только буду требовать, чтобы они беспрекословно выполняли мои требования. А иначе как? Иначе – не по уставу.

Полковник перевел дыхание и, в очередной раз вытерев платком свой замечательный лоб, продолжил:

– Вы думаете, что вы все дураки, а я один умный? Это не так. Работа командира подразделения «Город» – это единство борьбы и противоположностей. А теперь все сказанное я поясню словами. Вот, например, дороги. Говорят, что они плохие. Не согласен! Танк пройдет? Вполне! Так почему же дорога тогда плохая?

– Русский народ, вообще, дорогой называет то место, по которому собирается проехать, – тихо сказала ведущая.

Полковник реплики не расслышал и продолжил.

– Теперь давайте разберемся с молодежью. Тут трех мнений быть не может: надо понижать призывной возраст – в армию вполне можно брать с 10 лет. И служить должны до 25-ти. Вот вам и решение социальной проблемы. Ряды армии пополняются, ряды бандитов – нет. А если военнослужащий кого-то убьет или сигареты курить начнет, то ему в части будет уголовная ответственность или строгий выговор.

Во время своей речи полковник так сильно тряс головой, что из нее во все стороны вылетала перхоть. Создавалось ощущение, что это пепел горящего разума военного.

– А вот хотелось бы знать… – вновь попыталась хоть куда-то повернуть дебаты Анна, но Мондель в очередной раз ее остановил и подмигнул, как бы говоря: «Все идет даже лучше, чем я думал».

– Теперь об этой, как ее? Экологии! Сколько же можно отравлять сук, на котором мы сидим?! Эта проблема, поскольку ее занимаются штатские, не решается, но в целом я ее решить смогу.

Уракин победоносно посмотрел на Монделя и, распаляясь все больше и больше, прокричал:

– А если вы разгильдяй и не имеете звания, то напишите это себе на лбу, и мне сразу станет все ясно!

Сделав небольшую паузу, полковник сказал:

– Вот теперь я кончил.

Мондель тут же принялся громко аплодировать. Находящийся в помещении технический персонал поддержал его своими хлопками.

Ошеломленная Анна, повернувшись к независимому кандидату, сказала:

– Теперь ваше слово, господин Карасевич.

Мондель прищурил глаза, отчего вокруг них образовались веселые тонкие морщинки, и ответил:

– Зачем же? Тут и без меня много интересного рассказали…

Глава 17

Жизнь бурлила. То, что она бурлила только внутри него самого, нисколько не смущало Харитона. Город Волноград жил своей размеренной жизнью, не рвя себе душу праздненствами, карнавалами, революциями, погромами, бесчинствами и массовыми драками футбольных фанатов. Тихий южный город вел себя вполне спокойно и наслаждался отсутствием стрессов.

– Мы не созданы друг для друга, – крикнул городу пьяный от теплого воздуха Мондель.

Несколько женщин разного возраста и различной степени привлекательности обернулось. Они с удивлением и скрытым восторгом посмотрели на молодца. Мондель не являлся эталоном мужской красоты, но он имел выдающиеся небесного цвета глаза и бронебойную челентановскую улыбку, которая редко сходила с его волевых губ. Эти два фактора имели такое важное значение для дам, что Харитону подмигивали даже облаченные в свадебные платья невесты.

Тема женщин была важной для независимого кандидата, но не главной. Если какой-нибудь случайный знакомый в ресторане после второй бутылки водки под грохот джаз-банды спрашивал, в чем, так сказать, смысл всего этого «кино», «В КПЖ», – не задумываясь, отвечал Мондель.

– В чем? – недоумевал собеседник и собутыльник.

– В Качестве Проживаемой Жизни. Процент должен быть высок, иначе – я не согласен.

Побродив по городу и порадовавшись лету, Мондель подошел к гипермаркету «Грандиозо». Стеклянные двери мгновенно разъехались, зазывая его внутрь. Харитон проследовал туда и попал в огромный холл.

Пообвыкнув, он поразился сходству с внутренним убранством церкви. Везде были развешены, наподобие икон, рекламы различных товаров, облаченные в золоченные рамки. Сам холл уходил вверх на добрых тридцать метров и имел сферическое окончание. Через боковые окна, расположенные наверху, падал солнечный свет. Главный «алтарь» размещался у противоположной от входа стены. Там стоял призовой автомобиль «Порше Кайен», не достижимый для местных жителей так же, как и Бог. Везде бегали «служки» – молодые люди трудноопределимого пола в красных жилетках. Они тихим голосом с легким придыханием искушали «паству» рассказами о чудодейственных товарах, продающихся в «Грандиозо». Из динамиков лилась умиротворяющая музыка.

Зачарованный народ семьями бродил по этажам, рассматривая через стекло тряпье, сшитое высохшими от работы китайскими женщинами, и ненадежную технику собранную отупевшими от труда китайскими мужчинами.

Мондель, не будучи сторонником потребительского образа жизни, в подобных заведениях оказывался редко и поэтому был заинтригован.