Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга

Чахоточный Китс

Самым известным британским примером чахоточного поэта-романтика был Джон Китс (1795–1821), умерший от туберкулеза в возрасте двадцати шести лет. Он олицетворял романтическую идеологию чахотки и запомнился скорее трагичностью своей смерти, нежели перипетиями жизни. В посмертных трактовках судьбы Китса поэт был освобожден от ответственности за свою болезнь. Вместо этого его представляли как обреченного на смерть от туберкулеза, что помогло поставить его смерть выше всех других в романтическом каноне233. В том, как относились к болезни Китса, как при его жизни, так и после его смерти, присутствовало ощущение неизбежности. О его чахотке говорили как о функции его личности, обстоятельств и его таланта. Перси Биши Шелли в письме Китсу от 27 июля 1820 года указал на связь между талантом поэта и его болезнью: «Эта чахотка — заболевание, особенно любящее людей, которые пишут такие хорошие стихи, как вы, и при содействии английской зимы она часто может наслаждаться широким выбором жертв»234.

Помимо связей, установленных самими поэтами, на зависимость между чахоткой и интеллектуальным мастерством явно указывала статья середины 1820-х годов, в которой говорилось, что «способность затяжных болезней выявлять интеллект часто ярко проявляется в развитии умственных способностей у жертв чахотки, которые, находясь прежде в добром здравии, были далеко не интеллектуалами»235. Представленный образ жизни Китса и отношение его современников к его чахотке и смерти воплощают искаженное видение туберкулеза, характерное для периода романтизма. Также они иллюстрируют трудности, с которыми сталкивались практикующие врачи девятнадцатого века при лечении болезни, о которой у них было очень мало точной информации, — обстоятельство, затруднявшее выявление туберкулеза и его лечение.

Китс должен был быть достаточно осведомлен о чахотке не только из-за личной трагедии членов его семьи, а затем и собственной, но и в результате своего медицинского образования. Китс обучался профессии хирурга и проходил практику в больнице Гайс (1815–1816) в Лондоне, будучи учеником Томаса Хаммонда. Он также учился у Эстли Купера, который, по общему мнению, был лучшим хирургом в Англии того времени236. Современники представляли Китса как обладателя чрезмерно тонкой чувствительности, но этот образ вызывает сомнения, учитывая его увлечение и участие в травле медведя и боксерских поединках, а также его периодические драки, в том числе победу над подмастерьем мясника ценой синяка под глазом237.

Семью Китса неоднократно поражали болезни, что вовсе не было редкостью в английских домах в течение девятнадцатого века. Его дядя и мать погибли от «упадка», который вполне мог быть чахоткой, и от этой болезни также страдал его брат Том238. (См. во вклейке ил. 12.) Сам Китс впервые заболел после пешего путешествия по Озерному краю и Шотландии в компании Чарльза Армитажа Брауна. Изматывающие физические нагрузки и неправильное питание в сочетании с полосой плохой погоды, вероятно, способствовали боли в горле и простуде, которой заразился Китс, что вынудило его стремительно вернуться в Англию морским путем239. Вернувшись домой, Китс обнаружил, что Том очень болен, и принялся лично за ним ухаживать, пока тот лежал прикованным к постели всю дождливую зиму 1818 года. Несмотря на все усилия Китса, Том проиграл битву с туберкулезом в возрасте девятнадцати лет. 18 декабря 1818 года Китс писал своим братьям и сестрам, чтобы сообщить о кончине Тома. В своем письме он размышлял о последних минутах жизни Тома и о значении его смерти: «Последние дни бедного Тома были очень печальными; но его последние мгновения не были такими болезненными, и самый последний его вздох был без боли. Я не буду вдаваться в проповеднические комментарии о смерти, но житейские наблюдения самых обычных людей о смерти так же верны, как и их пословицы. У меня почти нет сомнений в бессмертии того или иного рода — у Тома тоже их не было»240. Китс более подробно выразил щемящую грусть по умиранию юноши от чахотки в своей «Оде соловью» 1819 года: «юность иссыхает от невзгод»241. Скорее всего, это произведение было попыткой осмыслить трагедию не только болезни его брата, но и его собственной, которая к тому времени уже была очевидна242.