Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга

Чувствительность определяла не только личные чувства и эмоции, но и физические проявления этих чувств. Сентименталисты настаивали на том, что женщины неспособны скрывать свои эмоции, что делает их конституционно прозрачными. По мере того как женщина проходила через различные стадии хронического заболевания, считали сентименталисты, происходило смягчение слоев ее личности, через которые светился ее истинный характер, что давало дополнительную выгоду в виде возвышения ее духовностиЗ16. Предполагалось, что женщины выражали свои эмоции в форме обмороков, слез и, что самое главное, через болезни317. Таким образом, чахотка как хроническая болезнь открывала пространство для выражения сущности женщины, ее истинного характера. Подверженность болезни, а также стойкость и сила духа, сформированные под ее влиянием, были важными компонентами женской конституции и придавали этой болезни определенные качества, определяемые характером, моральными устоями и духовностью. Кроме того, болезнь могла служить доказательством «эмоциональной достоверности» и свидетельствовать о подлинных и законных страданиях. Истощенное тело было доказательством искренности эмоций. Тело не могло лгать и таким образом иллюстрировало эмоции гораздо более правдиво, чем можно выразить словами318. Связь между эмоциями и чахоткой неоднократно постулируется в медицинских трактатах и литературе319. Например, Джеймс Кларк заявлял: Психическая подавленность также занимает очень заметное место среди обстоятельств, угнетающих возможности организма в целом, и часто оказывается одной из наиболее действенных определяющих причин чахотки. Разочарование в долгожданных надеждах, неразделенная привязанность, потеря близких родственников и неудачи часто оказывают сильное влияние на людей, предрасположенных к чахотке, особенно женского пола320.

В течение некоторого времени чахотка и смерть оставались популярными литературными мотивами. Этот прием продолжил существование и в Викторианскую эпоху: его использовали различными способами такие авторы, как сестры Бронте, сами страдавшие этой болезнью321. Кларк Лоулор утверждал, что использование бледности и хрупкости в описании героев викторианской литературы все чаще стало обозначать возникновение туберкулеза, хотя болезнь неусыпно очищалась от ее неуместных и неприличных симптомов, а ее молодая жертва вместо этого представлялась как «сентиментальный ангел»322. Туберкулез также стал служить знаком возвышенной духовности и привлекательности, и чахоточная женщина все чаще становилась эстетическим объектом323. Традиция чувствительности, тесно связанная с образом человека, постоянно находящегося на грани болезни, поспособствовала тому, что расположение к любящей, нежной и чувствительной чахоточной героине было вынесено за пределы романа и привнесено в повседневную жизнь. Эти представления вышли за рамки литературных приемов и стали медицинским фактом, продолжив давнюю традицию психических потрясений как возбудителей туберкулеза. Ричард Пейн Коттон затронул эту проблему в своей книге «Природа, симптомы и лечение чахотки»:

Подавленность духа, если она продолжительна и тяжела, может даже сама по себе вызвать туберкулезный диатезис. Как часто мы можем связывать начало туберкулеза с каким-либо изменением судьбы, семейным недугом или чем-то, что глубоко повлияло на разум! Мы слышим о «разбитом сердце» от несчастья; однако обычно это всего лишь метафора, означающая, что печаль и мирские заботы могут быть разрушительными для жизни; — врач слишком хорошо знает, как легко может развиться туберкулезное состояние и насколько бесперспективны случаи, возникшие таким образом324.

Общепринятый культурный дискурс чахотки как продукта разочарования в любви совпадал с определением болезни как производной женской нервной системы.

В течение первой половины девятнадцатого века чахотка все чаще трактовалась как производная пола больных, и в зависимости от пола опыту болезни приписывалось разное значение. Хотя романтический образ поэта-мужчины, павшего жертвой чахотки, равно как и его собственной «воспаленной чувствительности», сохранялся в соответствии с концепцией чувствительности начала Викторианской эпохи, в силу связи с этим качеством туберкулез стал считаться женским заболеванием. Наблюдаемые физиологические различия были распространены на социальные ожидания и определяли женственность отчасти как производную чрезмерной чувствительности. Затем эти биологические представления были преобразованы в код благоприличия, социальной чувствительности и физической слабости, и в свете всего этого женщины мыслились как опасно балансирующие на грани патологии, то есть туберкулезаЗ25.

ГЛАВА 6 Туберкулез и трагедия: случай семьи Сиддонс