Часть 4. Современная поэзия

Понуро ветки темные висят,
На небе нет ни солнца, ни луны,
Ни звезд, — они мертвы, они черны,
Лишь силы зла глядят из всех засад.

Все рушится, добра на свете нет,
Цена святому — несколько монет...
В тот день и час небесный грянул суд!
И души обнаженные ползут
За ханжество и ложь давать ответ.

Моя любовь, в то время ты и я,
Как лотосы на стебле бытия,
Цвели открыто, счастья не тая, —
 Не зная за собой другой вины.
 Такие узы Небом скреплены.

Источник: "Сорок поэтов", 1978

Прочь! ("Прочь, люди, прочь!...")

Прочь, люди, прочь!
 Один стою над горной крутизной;
Прочь, люди, прочь!
 Лицом к лицу с небес, голубизной.
Прочь, юность, прочь!
 В глуши степей пристанище мое;
Прочь, юность, прочь!
 Печаль во тьму уносит воронье.
Прочь, грезы, прочь!
 Я расколол нефритовый сосуд;
Прочь, грезы, прочь!
 Валы и ветер радость мне несут.
Ха-ха! Все прочь!
 Я вижу пик, взнесенный над землей;
Все прочь, все прочь!
 Какая безграничность предо мной!

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Человеческая серая жизнь ("Я хочу расковать свой голос...")

Я хочу расковать свой голос, грубоватый и буйный голос, и новую, пугающую души варварскую песню запеть; Я сбросить хочу свое платье, такое респектабельное платье, обнажая грудь и живот;

Хочу среди лощеных сограждан со спутанными быть волосами, будто я бродяга-монах; Хочу в ручье омыть свои ноги и тропой, крутой и опасной, босиком и с чистой душою зашагать бесстрашно вперед.

Я хочу настроить мой голос, грубый и заносчивый голос, и хвастливую, гремящую песню, увлекающую души, запеть.

Я вытяну огромные руки — на земле, на небе и в море, — голода ища утоленье, который не в силах терпеть.

Я схвачу северо-западный ветер и спрошу его о красках осенних и о падающих листьях в саду; Я схвачу юго-восточный ветер и спрошу о юных почках в глянце, зреющих у всех на виду.

Я у берега морского застыну, прислушиваясь к ровному дыханью крепкого великого сна.

Мне подвластны краски заката; на груди, в волосах и под ногами дымка гор далеких таится, и серебряно меня освещает яркая осенняя луна...

Ухожу в восторге безумья семимильными шагами все дальше и под свирепую песню, незатейливую, грубую песню, для которой не придумал конца.

Приходите, приглашаю вас к морю слушать песню бури и ветра, сотрясающую крепкие стены небесного святого дворца; Приходите, приглашаю вас в горы слушать музыку старых деревьев; топоры уже запели в тиши; Приходите, приглашаю вас в домик, в тайный домик приглашаю на стоны искалеченной, забытой души;

Приходите в заоблачные выси, приглашаю вас послушать стенанья огромных и причудливых птиц;

Приглашаю вас в народ, приходите слушать дряхлую, разбитую песню, горемычную, скорбную, больную, безобразную и рабскую песню, ту, что тихо поют самоубийцы, ту, что смешана с дождями и ветром, хоровую заунывную песню — "Человеческая серая жизнь!"

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Яд ("Сегодня я песен не пою...")

Сегодня я песен не пою, у моих губ змеится хищная улыбка; сегодня я молчу и пе смеюсь, в мою грудь вонзился холодно блещущий острый меч;

Поверь, ядовиты мои мысли, потому что таков этот мир; темна моя душа, потому что солнце уже не сияет; мой голос подобен крику ночной совы на могильном кургане, потому что в мире людей убита гармония; в речах моих слышен голос невинно казненного, пришедшего к палачу, потому что добро уступило дорогу злу;

Но верь мне: правда в моих словах, пусть ядовиты опи, правда не станет двусмысленной, даже если в моих словах вдруг проглянут язычки двуглавой змеи, острие хвоста скорпиона, челюсти сколопендры, потому что сердце мое переполнено тем, что сильнее яда, — проклятья не столь ядовиты, пламя не ярче, смерть не столь глубока! Сердце мое не в силах терпеть, оно полно жалости и любви, вот почему мои речи отравляют, проклинают, сжигают, ведут в небытие;

Поверь, в гробнице на коралловом острове спит мерило добра и зла; и самые чистые ароматы яств для жертвоприношений не в силах пронзить этот мрачный пласт: мерило мертво;