Часть первая. Деревянный корабль

Кто-то из моих новейших критиков сказал обо мне, что я с безошибочной уверенностью всегда провожу одну тему. Я отчасти с ним согласился и задним числом проверил свои работы на предмет того, насколько справедливо это высказывание. Что я хотел изображать со всей последовательностью проблему смерти, тления и сомнительного бессмертия вкупе с его вероятной причиной (способностью некоторых людей обогащать жизнь тоскованием и радостью) или, иными словами, изображать то жизненное пространство, которое не связано непосредственно с будничной деловой активностью, — в этом я отдавал себе отчет всегда. Между прочим, в первых строках второй части «Пастора Эфраима Магнуса», трагедии с тремя персонажами, я еще в ранние годы сформулировал эту мысль так, чтобы ее мог уловить каждый:

«Никто не объяснит, что такое смерть и почему все должны умереть. Я думаю, некоторые мальчики, еще когда они маленькие, внезапно задумываются об этом — но им не хватает всей жизни, чтобы найти ответ. Интерес к этому пробуждается так странно и рано. Семя может умереть, и дитя в материнской утробе… и уже рожденные дети. Мы часто насмерть растаптываем гусениц и жуков. Говорят, они вряд ли это чувствуют, потому что не сознают своей жизни. И все же не может быть — хоть так и принято говорить, — что кто-то стал прахом. Я даже не уверен, что мы произошли из праха».

Этот отрывок следует за крещендо точных и неприкрытых истолкований бытия, какие могут быть свойственны только духу несломленной, не униженной жизненными невзгодами юности. Некий убийца женщин, оказавшись на скамье подсудимых, в своей речи не оставляет камня на камне от великолепного здания человеческой цивилизации. Некий священник проходит путь всех мучеников, путь расчленения своей плоти, причинения себе всяческих страданий, которые, как он знает, люди обычно причиняют другим — или причиняли в прежние времена. Подтверждается тезис: «Человек способен на всё». Вырваться из хаоса человеческой жестокости, невыносимой глупости и безжалостности призывает лишенная образов музыка — призывает неточным языком звезд, основополагающим для ее времени и ее гармоний. Ибо на преследующий нас вопрос о разнице между никогда не существовавшим и существовавшим когда-то, в том или ином облике, есть лишь один утешительный ответ: «Время протяженно и очень разреженно, по мере приближения к вечности оно ухудшается»^{224}.

Внешняя судьба моей юношеской работы, «Пастора Эфраима Магнуса», наверняка еще памятна некоторым людям. Эта драма была удостоена премии имени Клейста. Такая награда привлекла к ней внимание авторитетных литературных критиков — и сразу поднялась буря негодования. Юлиус Баб дал себе труд по возможности спокойно выразить всеобщую неприязнь к моей работе. У него получилось примерно следующее: эту книгу, дескать, человечество должно хранить в шкафу с ядами и доставать оттуда, когда оно окажется на краю гибели, чтобы на негативном примере моего сочинения убедиться, что Бог есть Дух. Баб не понял, что пьесу написал двадцатилетний мальчишка; что этот мальчишка, в отличие от почти всех своих современников, распознал опасность, грозящую человечеству, и сформулировал ее суть: что он, в разгар так называемой Первой мировой войны, предсказал две следующие; и что человечество неминуемо окажется на краю бездны, потому что дух, не имеющий связи с чувствами, может продуцировать только разрушительные истины^{225}. Даже мистика, если она такова, разрушительна. Направление движения временного потока — в последние годы — подтвердило мою правоту. Мы теперь еще ближе к бездне. В наши дни стало очевиднее, чем когда-либо прежде, что человек способен на всё. Жестокости, которые происходили, которые мы пережили — когда, например, ни в чем не повинных детей обливали горящим фосфором и ни божественное всемогущество, ни человеческая жалость этому не воспрепятствовали, — подтверждают мой тезис: «Человек способен на всё».

Оскар Лёрке^{226}, который позже стал моим другом, защищал пьесу. Свое возражение Бабу он начал словами: «Можно расчленить слона, так и не увидев его. Разве нельзя сказать, что это только шкура, мышцы, внутренности?»