Частная кара

— Не найдут, — сказал уверенно Виктор. — Нет никаких улик. А потом я спрошу...

— У кого? — насторожилась мать, и впервые мелькнуло у нее в мозгу: а не темнит ли ее неумеха и скромник сын? Не его ли произведение? Почему именно у их двери?..

— У следователя, — упав сердцем оттого, что попался, краснея, сказал Виктор.

Мать, сурово сведя брови, пристально смотрела ему в лицо, а он все больше и больше краснел.

— Спроси, — сказала мать.

21. Тульская электричка из Москвы отправлялась в семь утра, и Князев рассчитал, что вполне попадет на нее, выехав из Ланска в Москву первым поездом.

Так и не выспавшись в эту сумбурную для него ночь, Князев вышел на улицу.

Обещали усиление морозов, но утро было мягким. Звезды погасли в небе, но до рассвета было далеко.

Князев подумал, что точно в такое время вышли на улицу и те двое с ребенком. Наверное, так же сочился рыхлый городской сумрак, были темными окна в домах, но кое-где и просыпались, зажигая электричество. О чем они думали, о чем говорили, собираясь совершить преступление? Чем был нехорош им их ребенок, какая нужда, какая безысходность заставила положить его под батарею в захоженном подъезде?

Чудовищен был их поступок, мерзким преступление, но не слышал Князев в своем сердце гнева и, как большинство судей в наших судах, искал им теперь не обвинение, а оправдание. Как и они, прошел он по Первомайской, не заметив бдительную Матрену Андранитовну — профессионального дворника, страдающего теперь от бездействия бессонницей.

Как и они, зашел он в подъезд дома номер восемнадцать и постоял у дверей квартиры Гусейкиных, вслушиваясь в тишину и предполагая скорое пробуждение трудящихся жильцов. А потом вышел снова на улицу и столкнулся с Матреной Андранитовной. Вот если бы она тогда пошла за ними следом!

— Версию отрабатываете? — спросила Матрена Андранитовна.

И Князев подумал, что не напрасно трудились авторы детективных фильмов «Следствие ведут знатоки».

— Да, кое-что уточняю, — ответил.

— А ведь мне сказали, что нашли их обоих, — уличая Князева во лжи, сказала Матрена Андранитовна.

— Нашел, нашел, Матрена Андранитовна. — И, предполагая ее ответ, сам сказал: — Все тайное становится явным.

— И что же им будет?

— Суд решит, — ответил, заглядывая на часы.

— Правильно, — одобрила дворничиха. — Я теперь строго гляжу.

— Теперь не скоро подложат, — сказал Князев, прикладывая руку к шапке. — До свидания, Матрена Андранитовна.

— До скорого, — поклонилась она и все-таки поинтересовалась: — На первую электричку?

— На первую, — кивнул Князев.

— А ты куда собрался? Нынче вроде бы выходной? — спустя малое время интересовалась Матрена Андранитовна у Виктора Гусейкина.

— За город, на лыжах ходить. — Он несколько растерялся от этой встречи.

— А где лыжи?

— На базе.

— Ну, беги, беги, — разрешила Матрена Андранитовна. — Догоняй-от следователя нашего, Михаила Ивановича, он тоже на прогулку заспешил.

Это сообщение озадачило Виктора, и он рысцой, в обход прямого пути, с оглядочкой пустился на вокзал. Этого еще не хватало — встретиться с Князевым. Виктор не подозревал, что спешит следователь на ту же семичасовую тульскую электричку, что и он, и в тот же город, иначе тут же бы отказался от своего предприятия.

Не подозревая, что едут по одному маршруту, они на Курском вокзале сели в разные вагоны, не заметив друг друга.

22. В Рудном Князев нашел сначала Колю Мясникова. Он катался с горы на санках.

Новый жилой массив стандартных пятиэтажек, унылый и голый, тянулся вдоль крутого оврага, полузаваленного строительным мусором, отжившими свой век механизмами, железным ломом и еще каким-то совсем необъяснимым хламом. Меж этих громадных куч, покрытых снегом и непокрытых, местные ребятишки усмотрели просторный скат и табунились на нем крикливо и густо.

На краю оврага была слеплена снежная баба с классической морковкой вместо носа, и какой-то акселерат кричал во все горло:

— Колюнь, а Колюнь! Можно я ей шляпу надену?

Коля Мясников, только что скатившийся с горки на санках, разрешил.

И парнишка водрузил на голову снежной бабе не менее чем морковка классическое ведро.

Князев сразу же узнал Мясникова, а видел только маленькую фотографию в личном деле. Там он вовсе не был похож на сына. Но тут, издали, действительно очень разительно напоминал его. А чем? Князев не мог себе ответить. И вдруг его озарило — детскостью. Крупный юноша, с длинной прической демократов прошлого столетия, с широкими плечами и неуклюжими длинными руками, с ломким баском и синевою по щекам и подбородку, ухватками и движением был все еще мальчишка.

Для верности Князев спросил какого-то независимого малыша, этот ли Мясников. И показал пальцем.

— Ну, Мясников! А тебе-то что? — сказал малыш, почему-то считая себя вправе говорить Князеву «ты». И плюхнулся пузом на санки и заверещал: — С дороги-и-и! Запуск! Ур-а-а-а!

Князев уже был готов подойти к Коле, который выбирался на край оврага, но в это время с другой стороны из-за кучи строительного мусора появился Виктор Гусейкин и тоже направился к Мясникову.

— Вот так так! — присвистнул Князев.