Частная кара

Торопясь, я выдернул из кармана сухую бересту, которую всегда носил с собою, и, обламывая одну за другой спички, поджег. Обжигая пальцы, надел этот факел на молоток и махал им. Медвежонка это озадачило, и он, остановившись, вдруг поднялся на задние лапки и стоял так, покачиваясь и крутя головой, разглядывал огонь в моих руках. Медведица подходила к нему, мотаясь из стороны в сторону и забирая лапой песок, — она нервничала и предупреждала, что будет защищать своего ребенка.

— Что делать? Вась, что делать? — спрашивал я, и Вася отвечал однообразно и поспешно:

— Не знаю... Не знаю... Не знаю...

А медвежонок снова, встав на четыре лапки и подкидывая задок, засеменил к нам. Пошла за ним и медведица.

— Медведи умеют плавать? — спросил Вася.

Мы уже брели по щиколотку у прибоя. Мы шли вперед, поскольку позади нас был непропуск.

— Медведи умеют плавать, — весьма резонно, но пространно для такого случая отвечал я.

Расстояние между нами сокращалось. Они двое и мы двое медленно шли навстречу друг другу.

И тут я, вкладывая в свой голос всю любовь и нежность, сказал, обращаясь к ней одной — к медведице:

— Маша, мы не охотники! Мы геологи.

— Да, да, Маша! Мы геологи! Не охотники, — тоже являя собой одну любовь, поддержал Вася.

— Маша, мы не охотники! Мы геологи ! — твердил я на каждом шагу, сближаясь с медведями.

И Вася все так же проникновенно вторил мне:

— Да, да, Маша! Мы геологи! Не охотники...

Глупее и трагичнее ситуации не было во всей моей жизни. Уходить и показать зверю спину мы не могли. Да и некуда было уходить. Стоять и ждать, что предпримет глупый парнишка и как на это отреагирует его мудрая мать (а она была мудрой — уж это точно), мы тоже не могли. Во всякой критической ситуации, пожалуй, единственно правильное — идти ей навстречу. И мы шли, сохраняя себя в этом движении. Они тоже шли. И когда до нашей встречи оставалось всего лишь несколько шагов, медведица одним движением головы задвинула за себя ребенка и, прикрыв его могучим телом, остановилась.

Мы прошли мимо на цыпочках, словно боясь нарушить ту гробовую тишину, вышептывая:

— Маша, мы не охотники! Мы геологи...

— Да, да, Маша! Геологи! Не охотники...

Укладываясь той ночью в палатке на ночлег, мне вспомнился разом весь тот день, непропуски, тяжелый хрип и мокрое дыхание в затылок, парнишка и его мать, наш бег по песчаному пляжу (наверняка был поставлен мировой рекорд в беге по пересеченной местности), Вася, искренне жалеющий, что совсем забыл про кинокамеру (какой удивительный был бы сюжет), и я вдруг услышал в себе что-то такое, что еще никогда не слышал:

«А все-таки хорошо, что выполз из того чертова корытца».

Это было счастье.

По ягоду

Эта история произошла давно. В самые первые годы моего странствования по Сибири. Теперь, оглядываясь на пережитое, удивляюсь той беспечности, тому безрассудству, которое владело мной тогда.

Родившийся в Среднерусье, в самом его центре, прожив до двадцати с лишним лет в подмосковных весях, я, впервые попав в таежные дебри, принял их так, словно и не желал для себя иного места на земле.

Тайга, тогда дремучая и дикая, не пугала, но манила к себе, звала. И, подчиняясь этому зову, видя вокруг только доброе, только великий простор, великую свободу и радость, я постоянно впутывался в рискованные предприятия, в которых и бывалый таежник повременит участвовать.

Я бездумно шел на охоту за медведем, не удосужившись даже пристрелять чужое ружьишко. Своего тогда не было, но всегда находились отчаянные и добрые души, которые всем поделятся, только поддержи их в каком-либо рискованном начинании.

И даже стрелял по зверю, не будучи уверенным, что попаду.

Случалось, что выдавал себя за бывалого и удачливого таежника, сам организовывал охоты, в которых на поверку оказывалось, что ни один из нас даже приблизительно не знает, что и как надо делать на промысле.

Однажды компанией, в которой каждый такой же знаток и следопыт, мы проблуждали по тайге пять долгих дней без еды. И приготовились уже принять неминуемую смерть, когда нас обнаружил почти слепой и глуховатый мужичишка. Он вышел из таежной дебри без собак, без какого-либо оружия, удивив предложением:

— Че, робятки, туто-ка разлеглися. Айдате до избы.

Оказалось, что все пять дней толкались мы вокруг села, из которого вышли на охоту. И все эти дни нас слышали и видели местные люди, гадая, зачем это потребовалось «экспедиторам» шастать столько ден вокруг села, ночевать в тайге и не по делу булгачиться.

А мы считали, что ушли на десятки километров в таежные урманы, заблудились и погибаем.

Кстати, люди, плутающие по тайге, чаще всего гибнут вблизи человеческого жилья.

И эта история, о которой хочу рассказать, тоже произошла от безрассудства.