Человеческое и для людей (СИ)

И это было правдой: сторона отдающая являлась также стороной привыкшей-к-имеющемуся — именно стороне принимающей надлежало подготовить свой разум к слиянию с проводником силы и памяти, именно её судьба и её намерение были стократно сложнее; ритуал передачи связей всегда если и представлял опасность, то в первую очередь для того, кто взваливал на себя бремя неординарных возможностей, в том ведь и дело…

Вроде бы аж не было — не припомнить в истории ситуации, когда связи распределялись между людьми настолько неравномерно, как между нею и Хэйсом, а затем несчастную каплю перетаскивали обратно к реке, где ей и место, где она должна была существовать изначально; и при подобном раскладе как-то ужасающе ошибиться было, наверное, и впрямь тяжеловато — причём для всех.

Хэйс, вон, выглядел невозмутимым абсолютно — правда, это не говорило вообще ни о чём: его же и представить-то не получалось как-либо и сколь-нибудь… «возмущённым».

И что же оставалось, кроме как ему кивнуть?

Иветта кивнула — он, снова улыбнувшись (и неясно, о чём для собственного спокойствия просить: чтобы прекратил или чтобы не прекращал никогда), поднялся, обошёл стол, отодвинул и чуть повернул второй стул для посетителей, уселся… и замялся. Заметно, явно, очевидно — Неделимый, да что случилось-то…

— Вы позволите взять вас за руку? Физический контакт проведение ритуала ощутимо упрощает.

А точно! Значительно упрощает — вот почему он в ночь тройного «П» схватился за плечо Хранителя Краусса, а она, обозлённая, тогда не поняла и навыдумывала мимоходом невесть что!

Ой, и в этом проблема? Пф-ф-ф, конечно, ну разумеется, пожалуйста-пожалуйста, она бы с радостью позволила и не только за руку…

Кхм. Проклятье.

Неделимый, да что ж ты будешь делать?

Срочно успокаиваться — вот что.

— Конечно, ваше преподобие, — ответила Иветта, протягивая вперёд левую, собственно, руку; и зачем спрашивать-то было, когда перемещение требовало ровно того же самого и сколько раз уже они уходили и возвращались буквально рука об руку, так от чего смущаться теперь?

Ничего нового не было в прикосновении ладони к ладони — в расслабленной уверенности; в чуткой грации и уютном тепле, в мягких пальцах, осторожно обхватывающих запястье, в то время как её собственные тонули, потому что были гораздо меньше, она вся была — гораздо меньше, и вся тонула…

Метафора, ломанувшись вперёд, стала чрезмерно, пугающе точной. Хэйс, улыбнувшись опять и ободряюще, закрыл глаза.

Иветта свои — не закрыла.

Она смотрела на него, жестикулирующего (Изменение, Я, Принятие, Разум), внимательно и жадно и своё намерение выразила — с согласием истинно добровольным.

Я не склоняюсь, не смиряюсь, не сдаюсь под давлением — я хочу ; я желаю и заявляю: забирай — я охотно отдаю принадлежащее мне, но даже не нужное мне, так пусть оно станет твоим; уходи, Университет — уважаемый, но не любимый, захваченный, но свободный, и я не сторож тебе, не управляющий и не Хранительница, ею я не была никогда и не смогла бы быть никогда, так перейди же — к достойному более…

И Университет расставался с ней легко: отделялся безболезненно и скользяще, не заставляя себя упрашивать, словно бы ничто его и не держало, и разве могло получиться иначе — ему не были рады изначально, от него отрекались без сожалений, кто на его месте не рванул бы прочь к ушам более благосклонным; и его голоса, затихая, перетекали в Хэйса, вписывались и впитывались в Хэйса; делались частью-целого, знакомясь с тем-что-он-есть…

…узнавая — вместе с ней…

Почему?

…они вплетались в его суть и транслировали ей — его суть, и он был…

Этого не должно было произойти.

…он не был туманом, дождём или скалой, как почему-то предполагалось, не был отзвуком Энгеллы или отростком Вековечного Монолита, он был…

Это не было частью ритуала передачи.

…он был морем. Морем, скованным… нет. Морем, подточенным льдом.

Почему?!