Человеческое и для людей (СИ)

Зачем они ей? Что она может с ними сделать, кроме глупостей, и разве не разумнее избавиться от них и, как следствие, всяческих соблазнов, которые ни к чему хорошему не привели и вряд ли приведут?

Хэйс взглянул на неё не с удивлением, а аж ошарашенно — и осторожно ответил:

— Полагаю, нам лучше обсудить это позже — когда вы будете… не в изменённом состоянии сознания.

И ой, ну началось.

И «изменённое состояние сознания», ишь — использовать человеческие слова навроде «обкуренная» ему что, запрещает Оплотский Устав?

— Состояние моего сознания не настолько изменено, чтобы я не осознавала, что делаю, ваше преподобие. — «Пятьдесят пять, восемьдесят девять, сто сорок четыре, двести тридцать три, триста семьдесят семь, ага». — Я хочу отдать вам связи и, возможно, сейчас как раз сделать это будет… проще. Я ведь раньше не участвовала в ритуалах передачи.

«Нет, ночь тройного “П” не считается, пожалуйста, не вспоминайте о ней».

Улыбнулся Хэйс… мрачно, дёргано и откровенно уродливо — он скорее оскалился, но не со злобой или ненавистью, а с едкой и отчаянной болью.

— Не волнуйтесь. От вас не требуется ничего, кроме согласия.

А.

Да.

Несколько неловко вышло.

— И я всё же предпочёл бы отложить ритуал… скажем, на завтра? На шесть часов вечера?

И вот что ж ты будешь делать?

Ладно-ладно, порядочный вы наш.

— Хорошо: завтра, так завтра. И… извините. Я правда не хотела доставлять вам неудобства.

— Вы их не доставили, — гораздо более естественно улыбнулся Хэйс. — Вы снова рисковали только собой, и не буду скрывать, я не одобряю, однако это ваша жизнь, и кто же в молодости не прибегал к… нестандартным экспериментам. И тем не менее. Эксперименты с разумом — самые опасные из всех, эри. Прошу вас, будьте осмотрительнее в будущем: если уж в них участвовать, то под надзором специалистов.

Он был прав. А она всё знала и понимала, так почему…

Если человек — идиот, то не поможет и весь Оплот, вот почему.

— Я буду осторожнее, ваше преподобие. Обещаю.

Кивнув, Хэйс встал и протянул руку.

— Вам не стоит сейчас пользоваться порталами — я перемещу вас в ваш дом. Сделайте мне одолжение: скажите своим друзьям, что я вас яростно обругал и напугал.

— О, обязательно, — улыбнулась теперь уже Иветта. — Опишу в цветах и красках, не сомневайтесь.

И тех, и других у неё имелось с лихвой, а вот улыбка была вымученной — выдавленной и выстраданной, потому что искреннего веселья, увы, не хватало.

Этельберт Хэйс ведь совсем не был плохим человеком, так почему, зачем, за что на него возложили обязанность таковым казаться?

***

Ей было стыдно за то, что ей было совсем не стыдно лгать своим друзьям.

***

Ей снился Университет: пустые коридоры, кабинеты и аудитории; и сто пятнадцатый ярус, выше которого — только покои Хранителя; и чёрное небо, где звёзды, все, как одна, кажутся точками — неопределимыми объектами, одновременно простыми и сложнейшими из существующих; и октаэдр, переходящий в додэкаэдр, перевоплощающийся в икосаэдр, перетекающий в бутылку Клёйна; и низкий глубокий голос, и не-гилийские-но-чем-то-гилийские глаза, и приподнятые брови, и приоткрытые губы, и большие тёплые руки, обхватывающие её лицо, а затем спускающиеся ниже, и ниже, и ниже, и ещё ниже…

Проснулась она со скрученной тяжестью чуть ниже живота — и, прижав ладонь ко рту, расхохоталась, потому что вот это действительно было смешно.

Давненько с ней подобного не случалось, и это было смешно, и живительно, и мило, и радостно, и во всех смыслах приятно.

Однако как же некстати.

Глава 16. Попробуй запри

…ваши Парадоксы я прочёл с большим удовольствием: повторюсь, вы, Вэнна, мастер выдающийся; обладающий редким умением говорить о сложном просто, а о серьёзном — с улыбкой… Которая в этот раз — вот уж не думал, что настанет день, когда я целиком и полностью соглашусь с широкой общественностью — вышла мрачноватой. Потому что таковыми оказались ваши интерпретации.