Человек бегущий

На плечи мне накидывают одеяло, дают чашку мясной похлебки с ломтем хлеба. Я механически ем, еще не вполне понимая, что произошло. Один за другим финишируют участники – кто-то кричит от радости, кто-то валится, как подкошенный, на финишный коврик. Рядом плачет здоровый, бритый налысо мужчина, обнимая жену, и она плачет тоже. Ветер крепчает, начинается рваный ледяной дождь, и мы идем в тоннель, ведущий внутрь горы к подъемнику. Он оказывается шахтерской клетью, которая ползет по штольне, вырубленной в породе под углом в 45%. Затем надо пересаживаться в вагонетку, идущую уже горизонтально по слабо освещенному штреку, где вода стекает со стен и превращается в ручей, заливающий рельсы. Вагонетка едет по воде, словно сказочный поезд из мультфильма Миядзаки «Унесенные призраками», и эта волшебная поездка кажется лучшим завершением долгого дневного путешествия.

Тоннель выводит к свету, мы с группой триатлетов кое-как, бочком, на заклинивших от судорог ногах спускаемся с лестницы и выходим из шахты под ливень на склоне посреди горы. Где-то рядом на мокрых лугах, невидимые, бренчат колокольцами овцы, а под нами простирается лента дороги, по которой все тянутся вереницей люди к заветной калитке на гору – как души воинов в Вальхаллу, скрытую за низкими облаками. И я понимаю, что мы прикоснулись к эпосу, к бесконечному времени мифа, став немного, на самую малость, бессмертными.

История болезни

1

Среди спортсменов-любителей бытует шутка: если ты с утра проснулся и в теле ничего не болит, значит, ты умер. Забитые мышцы и стертые ноги, ушибы и растяжения, переломы и операции по поводу спортивных травм – все это одинаково знакомо и профессионалам, и любителям – с той лишь разницей, что одни имеют страховки и получают деньги за эти риски, а другие калечат себя добровольно. Травмы атлетов – неисчерпаемый источник соболезнований и подначек родных и друзей, гневных филиппик врачей и журналистов под популярным тэгом «бег вреден» и торжествующих банальностей типа «физкультура лечит, спорт калечит» (в немецком есть еще более саркастичная формула Sport ist Mord, «спорт – это смерть»). Все это в глазах обывателя превращает миллионы любителей спорта в клуб самоубийц.

Наиболее продвинутые мои знакомые, глубокомысленно сдвинув брови, интересуются, получаю ли я от боли удовольствие, как бы намекая, что стоит обратиться к психотерапевту на предмет скрытого комплекса мазохиста. Нет, отвечаю я им, я не люблю боль, я ненавижу травмы и пытаюсь их избежать, но я принимаю их как неизбежность физического существования, как подтверждение своей телесности. Тело – это посредник между твоим «я» и окружающей средой, здесь выясняются отношения с внешним миром, здесь смиряются амбиции и человек находит пределы своих сил, желаний, возраста – попросту говоря, становится мудрее.

История наших травм написана на коже – шрамами от падений и рубцами от операций. Однажды летом, на даче, был забавный эпизод: в жаркий день мы бегали с Бруно вдоль Москвы-реки. В начале пробежки я остановился его искупать, и надо сказать, что всякий раз это действо собирает зрителей. Пес у меня охотничьих кровей, эмоциональный и порывистый, и плавает со всей отпущенной ему природой страстью: бросается за палкой с обрыва в воду с воплями, лапами вперед, плывет против течения, поскуливая от напряжения, шумно вытаскивает на берег палку (а она у нас обычно немаленькая, размером с хорошее полено) и звонким лаем требует кидать ее снова и снова. Так было и в этот раз: на зрелище собрались пяти-семилетние дети с окрестных дач, но неожиданно их заинтересовал я, стоявший без майки, в одних беговых шортах и кроссовках.

– Что это у тебя? – с детской бесцеремонностью спросила девочка, показывая пальчиком на свежие швы на колене.

– Артроскопия на мениске, – серьезно ответил я.

– А это? – продолжала она любопытствовать, показав на давний шрам на бедре, где новая кожа наросла лоскутом.

– Сбила машина на велогонке, – отвечал я.

– А тут? – подошел сбоку мальчик постарше.

– Операция на плече. Упал на горных лыжах, оторвался бицепс.

Дети глазели бы и дальше, но тут вылез на берег Бруно и начал отряхиваться, как обычно, возле нас, и они с визгом разбежались.

За всяким шрамом – своя история, и у каждой – своя правда, своя мораль. Я считаю, что ни одна травма не была случайной, каждая была сигналом об ошибке в моих отношениях с реальностью: судьба или наказывает за самонадеянность и грубость или с опозданием присылает ответ за ненужный риск. И в то же время травма – способ лучше понять свое тело и что-то в нем перестроить; любая травма – это урок.