Человек бегущий

В ту зиму снег лег рано, в середине ноября, и я активно готовился к лыжному сезону. В планах были местные гонки в Баварии и Австрии, две гонки в Канаде, и как кульминация – все та же Васалоппет, куда я ездил каждые два года, пытаясь пробиться в заветные топ-300. В начале сезона я катал в медленном темпе длинные тренировки по 50–70 километров, набирая объем, готовя мышцы и сердце к скоростной, гоночной работе в январе-феврале, чтобы выйти на пик формы к началу марта. Лыжня, начинавшаяся у задней калитки, предоставляла множество вариантов – от полей между деревнями Вальгау и Крюн, где прямо у трассы располагались пансионы и кафе, которые в ясные дни выставляли на лыжню столы и шезлонги, соблазняющие снять лыжи и устроиться с кружкой какао на горном солнце, до спортивной трассы с хорошим рельефом, что шла между деревнями Клайс и Кальтенбрунн вдоль одноколейной железной дороги. По ней раз в час, тонко свистя на переездах, в клубах снежной пыли ходко бежал между сугробов красный поезд, шедший из Мюнхена в Инсбрук и далее на перевал Бреннер в Италию. Но чаще всего я выбирал пустынную лыжню, которая шла от Вальгау вдоль незамерзающего Изара, что катил свои бурные зеленые воды со склонов Карвенделя вниз мимо Миттенвальда, Мюнхена и Ландсхута к Дунаю. Повторяя излучины реки, лыжня изобиловала поворотами, крутыми подъемами и спусками и доходила до заброшенной деревни Фодеррис, где раньше стоял пограничный переход между Германией и Австрией, упраздненный за ненадобностью в связи с присоединением обеих к Шенгену.

Все случилось после Рождества, за пару дней до Нового года. С утра была оттепель, дул фён, теплый ветер с юга, напитанный жарким дыханием Африки и Средиземноморья, что разгоняется над равнинами Северной Италии и заходит, как в вытяжные трубы, в альпийские долины: он может дуть по нескольку дней кряду, затягивая небо хмарью, принося теплые дожди, которые за пару часов смывают снег. Но здесь фён ослаб, после полудня стало подмораживать, и я отправился кататься в дальнюю долину Изара. Лыжня после оттепели была заледеневшей, лыжи несли, от быстрой воды поднимался пар, который оседал инеем на ветках прибрежных ив. За пару десятков километров я не встретил в долине ни души, над черными вершинами елей занимался розовый закат. И здесь на длинном тягуне передо мной за поворотом показалась пара лыжников-туристов, наверное, муж и жена, которые медленно поднимались в гору. Я отрабатывал скоростной отрезок, выходить из лыжни не хотелось, и я нетерпеливо крикнул им сзади «хоп, хоп!», чтобы они меня пропустили. Они оглянулись, засуетились, двинулись в разные стороны, перегородив дорогу, и я обогнал их по краю трассы, слегка задев мужчину палкой и пробормотав универсальное немецкое «шайзе». Почти сразу мне стало стыдно – тоже мне, чемпион, можно подумать, что они помешали моему финишу на Олимпиаде – и я решил, что если увижу их на обратном пути, то скажу что-то приветливое или извинюсь.

Развернувшись у Фодерриса, я поехал вниз и сразу понял, что надо быть осторожнее. Обледеневшая лыжня превратилась в бобслейную трассу, и лыжи понесли гораздо быстрее комфортной скорости. Тем не менее, я считал, что хорошо знаю этот спуск, и оставался в лыжне, ускоряясь вниз, как по рельсам. Показался ходовой правый поворот, где надо было бы выйти из лыжни и переступом подработать лыжами или даже притормозить, но я решил скользить в лыжне, и это стало роковой ошибкой: в верхней точке поворота центробежная сила потащила меня наружу, но лыжи остались в ледяном желобе. Тело мое развернуло, ногу пронзила острая боль, и меня выбросило на ледяную обочину точно в том самом месте, где я так грубо обогнал двух лыжников – карма настигла героя.