Человек бегущий

При входе в еловый лес дорога резко забрала вверх по серпантину, а я пошел по тропинке вдоль трубы, в которую была забрана река, и через час вышел к озеру – безупречной изумрудной глади водохранилища в окружении заснеженных пиков. Пройдя по дамбе, я начал подниматься левее озера между альпийских лугов с их разогретым душистым разнотравьем, в котором выделялась сухая и горькая нота чабреца. С гор тянул прохладный ветер. Возле своих холмиков земли, отекая книзу нагулянным за лето жирком, стояли упитанные суслики, обернув мордочки к ветру, и тонко пересвистывались, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я миновал озеро Жасыл-Кель, лежащее в расщелине, словно жемчужина в обрамлении каменных осыпей и мохнатых тянь-шаньских елей, и вышел на морену поверх линии деревьев. Высота была уже за 3500 метров, и у меня, не прошедшего акклиматизацию, начались первые признаки горной болезни – слабость, одышка, боль в висках.

К вечеру, миновав вал древней морены, я вошел в ущелье Ак-Су и остановился на ночевку у бурного потока, вытекающего из ледника. Ак-Су по-тюркски «белая вода», и она действительно оказалось белой, мутной, со взвесью извести: пришлось пить чай со вкусом мела. Тем временем на ущелье надвинулись черные тучи, похолодало, с перевала задул порывистый ветер, трепавший мою палатку туннельного типа, не предназначенную для высокогорья. Я обложил ее по периметру камнями, создал еще защитный бруствер из валунов, и залез внутрь.

Заснул я легко: хорошо, когда непогода бушует снаружи и свистит в веревках, а ты лежишь в своем коконе. Но сон мой, как часто бывает при горной болезни, обернулся кошмаром. Я шел по лабиринту огромного кафкианского учреждения со свертком в руках, сворачивал в бесконечные коридоры, стучался в двери, но все они были заперты; коридоры становились все уже, стены сдвигались и начинали давить на меня, пока я не уткнулся лицом в тупик, где уже не смог сделать вдоха. Я открыл глаза: снаружи бушевала снежная буря, и палатка обрушилась на меня под тяжестью снега. Не без труда я выполз наружу, но даже не смог подняться – в кромешной тьме летели крупные хлопья мокрого снега с дождем, сбивая с ног, наверху сверкали молнии, рядом грохотала вздувшаяся Ак-Су. Я забрался обратно и остаток ночи провел, поддерживая руками свод палатки, стряхивая с него непрестанно нараставший сугроб.

К утру буря утихла. Я откопался и вылез из бессильно обмякшей палатки. Над ущельем нависло низкое небо с несущимися рваными облаками, ледник был покрыт полуметром свежего снега, ветер срывал с окрестных хребтов снежные змеи. Наскоро вскипятив чай из растопленного снега, я собрал палатку, нацепил на ботинки кошки и отправился вверх по леднику к перевалу. С первых шагов я понял, насколько опасно мое одиночное путешествие: трещины ледника были укрыты свежим снегом, и я шел практически наугад, как сапер, прощупывая палками ослепительное поле перед собой. Уклон ледника был незначительный, всего 10–15 градусов, но я вспотел от нервного напряжения. Под ногами шла своя, непонятная жизнь, журчала вода, порой что-то ухало, и на полсотни метров в сторону пролегала трещина. Головой я понимал, что крайне рискую, передвигаясь там в одиночку, но необъяснимое упорство двигало меня вперед, к перевалу, над которым бушевали облака.

Ближе к перевальному взлету из-за туч выглянуло солнце, ледник ожил тысячью ручьев, ноги стали вязнуть в плавящемся снегу. Я знал, что мне предстоит самая сложная часть похода – перебраться через бергшрунд, трещину в вершине ледника, где его нижняя, движущаяся, часть отрывается от неподвижного снежного склона наверху. Эта трещина непредсказуема, может быть от нескольких сантиметров до пары метров шириной, а в глубину может уходить до ста метров, до каменной подстилки ледника. Упасть в бергшрунд – одна из смертельных опасностей в горах, поэтому его всегда переходят в связках, со страховками, иногда настилая мосты из выдвижных лестниц. Мне же предстояло найти снежную пробку, естественный мост, и по нему перейти или переползти трещину. Согласно описаниям маршрута, там должна была стоять деревянная вешка, обозначая снежный мост, но я ее не видел – то ли ее снесло лавинами, выносы которых виднелись там и тут, то ли скрыло завихрениями облаков, которые неслись через седловину перевала, как в аэродинамической трубе.