Человек бегущий

Вот уже двадцать лет, как мои зимы строятся вокруг лыжных марафонов, среди которых высится тройка монументальных классик: итальянская Марчалонга в январе, шведская Васалоппет в начале марта и норвежский Биркебейнер в конце месяца. Они разные, каждая отражает дух своей страны. 70-километровая «Марча» – это итальянский карнавал: быстрая, шумная, солнечная, веселая. Поскольку естественный снег в Доломитах в последние полвека выпадает все реже, там научились делать искусственный: его производят в промышленных количествах при помощи снежных пушек, так что хватает и на сотни километров горно- и беголыжных трасс, и на улицы городков для зимних фестивалей, и вся индустрия зимнего туризма, включая Марчалонгу, построена на искусственном снегу. После стартового 10-километрового подъема от Моэны до Канацеи идет долгий 50-километровый спуск по быстрой лыжне из перемороженного снега, где плотные пелотоны лыжников пролетают через залитые солнцем поля, по улицам средневековых деревушек с толпами болельщиков и звоном колоколов, следуют постоянные повороты и смены лыжни, тактические перестроения, все подкатывают под легендарную «каскату», двухкилометровый финишный подъем с набором высоты 200 метров, и тут начинается поединок между любителями модного даблполинга, которые отчаянно толкаются на крутых градиентах, и сторонниками классического диагонального хода, которые для верности подмазываются мазью держания перед подъемом, к тому времени уже «поплывшим» от теплого полуденного солнца.

Васалоппет с ее холмистыми 90 километрами – полная противоположность шумной и хаотичной Марчалонге: это суровое испытание, к которому надо быть морально готовым что в первый, что в десятый раз. От пробуждения в 2–3 ночи и сложной дороги на старт до давки стартового подъема и капризов погоды на долгом пути: «Васа» – это эпос, где следует стоически принимать свою судьбу.

Третий столп – это Биркебайнер. Он самый короткий из монументальных гонок, всего 54 километра из Рены в Лиллехаммер, но это трасса с самым сложным рельефом, подъемами (первый из них высотой 700 метров), открытой тундрой с переметенкой и главное – с жесткой конкуренцией. Если «Марча» – это карнавал, а «Васа» – эпос, то «Бирка» – это борьба. Все дело в высоком уровне норвежских лыжников-любителей, многие из которых не ездят на международные гонки и соревнуются между собой из года в год на домашних стартах, вместе переходя из одной в другую возрастные группы. И если на каком-то марафоне в Европе или Америке ты можешь быть королем возрастной группы, регулярно занимая там призовые места, то, приехав в Норвегию, ты понимаешь свое истинное место в любительской табели о рангах; норвежские старты – это «гамбургский счет» лыжных гонок. Здесь надо уметь ходить «честной» классикой (в Норвегии этот способ передвижения считается основным, трассу под коньковый ход иногда просто не укатывают), хорошо ездить спуски, как опасный 15-километровый финишный отрезок с вершины сопок в Шушёне до лыжного стадиона в Лиллехаммере, надо знать, как намазаться на сложную мартовскую погоду: гонка часто начинается по утреннему льду, затем наверху в сопках накрывает буран, а на финише уже ждут солнце и слякоть. Схватка идет за каждый метр дистанции: однажды передо мной резко встроился в лыжню норвежец, и я случайно обрезал ему своей лыжей наконечник палки – в пылу борьбы он тут же ухватился за мою палку и стал ее вырывать, требуя, чтобы я отдал ее: насилу удалось отбить и объяснить, что он был неправ и что через километр уже будет пункт питания с запасными палками.

И все же меня всегда интересовал вопрос – а что там дальше, за магическим рубежом 90 или 100 километров, что происходит с телом и душой на долгом лыжном переходе? Один раз я заглянул за эту границу, пройдя на лыжах 120 километров по весенней Лапландии с моим курцхааром Олли. Я тогда гостил у своего финского приятеля Юхана, отец которого был видным промышленником: выйдя в отставку, он поселился в просторном доме из дерева и стекла в поселке Утсйоки, самой северной оконечности Финляндии, на высоком берегу реки Карасйоки, за которой была уже норвежская территория. Статный сухой финский швед из старой бизнес-элиты, он с толком проводил дни пенсии в компании своего друга за привычными лапландскими развлечениями: снегоходы, рыбалка, сауна. Встав в 6 утра – в апреле светало уже рано, – я обнаруживал двух джентльменов в ночных рубашках и колпаках за полезной деятельностью: своими лапландскими ножами пуукко (которые сами финны иногда называют русскими) они нарезали тонкими ломтиками вяленую оленину и свежепосоленную семгу и ели их с сушеными ржаными хлебцами неккилейпа с кофе и принесенным из сеней ледяным «ягермайстером». Сев к ним за стол, я сытно завтракал, брал лыжи и собаку и отправлялся в сопки, верхушки которых уже заливало солнце. В один из дней я попросил отвезти нас с Олли за сотню километров южнее в поселок Каригасниеми, чтобы вернуться оттуда в Утсйоки через заповедник Кево, который раскинулся узким ущельем вдоль одноименной реки.