Человек бегущий

Затем я каждую весну исследовал новые острова: был на Сицилии, в аристократичной Таормине, откуда можно добраться на велосипеде до легендарных подъемов и лавовых полей Этны, и на продутой ветрами Сардинии, где пейзажи дики, дороги пустынны, а крестьянская кухня проста и сытна; был на Крите, где шоссе то и дело преграждали заполошные стада коз, и на Корсике, где дороги похожи на американские горки. Не раз я проводил сбор в двух мекках европейских велосипедистов: на Балеарах и на Канарах. Майорка – круглогодичный рай для велогонщиков-любителей и триатлетов, рельеф там по большей части плоский, за исключением одного горного хребта, по которому можно сделать большой однодневный тур на 170 километров от Пальмы до Алькудии, завернув по пути на головокружительные серпантины спуска к Са Калобра – крошечной бухте с изумрудной водой, спрятанной между скал и пиний. По сравнению с Майоркой остров Гран-Канария – заповедник профессионалов: там тренируются команды велосипедного Про-Тура, и можно прикоснуться к легендам, забронировав за год комнату в гостинице «Парадор» на высоте 1500 метров, где мы однажды жили и завтракали с британской командой Sky, или встретив на подъеме от моря на вулкан Тейде знаменитых гонщиков сэра Брэдли Виггинса или Криса Фрума, которые несутся вверх примерно вдвое быстрее тебя.

Но, описав полный круг по островам Средиземного моря, я понял, что скучаю по Кипру. В один зимний день я открыл ящик, где хранились старые потрепанные карты моих путешествий, нашел карту Кипра и, разложив ее на столе, принялся изучать глазами велосипедиста: искать пустые шоссе, серпантины, рельеф. Большинство велогонщиков селилось в окрестностях Лимассола, откуда был прямой доступ к подъемам и кедрам горного массива Троодос в центре острова, но мой взгляд тянулся к знакомому Пафосу и к ностальгическому названию Писсури. Найдя в интернете более свежую карту, я обнаружил, что между Лимассолом и Пафосом построили скоростную автостраду, и значит, старая извилистая дорога над морем, по которой я когда-то приехал в Писсури, теперь стоит полупустая и будет отличной трассой для ближних тренировок. Еще я увидел, что к пляжу, некогда дикому, провели шоссе, построили там отель и вокруг него россыпь недорогих апартаментов, один из которых я забронировал.

Я прибыл на Кипр в середине апреля, как и в первый раз. Перед моим приездом неделю шли дожди, и остров, обычно в это время года уже сухой, был зеленый и цветущий, и ветер из окна машины пах свежей травой. Туристический сезон еще не начался, апартаменты в Писсури-бич, приморской части деревни, были пусты. Хозяина нигде не было, ветер играл занавеской в его открытом офисе, в дверях двухэтажных вилл, стоящих между платанов и подстриженных кустов самшита, торчали ключи: заселяйся и живи. Я оставил вещи на балконе одной из вилл – велочемодан на колесиках, и баул, набитый под завязку спортивным инвентарем – и вышел на крохотную главную площадь курорта, мощенную камнем. С одной стороны была лавка сувениров с десятками фасонов соломенных шляп, с другой, за невысокой оградой – кафе с каменной террасой, укрытой, словно шатром, раскидистой магнолией. У дверей кафе на плетеном стуле сидел загорелый киприот в белом поло и с улыбкой смотрел на меня.

– Welcome home, my friend, – сказал он, поднимаясь мне навстречу. Это был Перри, который за двадцать лет ни капли не изменился, и, кажется, даже не удивился моему возвращению, словно ждал меня все эти годы.

За две недели, что я там жил в тот приезд, я часто заходил к Перри съесть миску греческого салата – фета у него всегда была самой мягкой и свежей, нарезанной толстыми сочащимися пластами, или выпить чашку кофе с зиванией, виноградной водкой типа граппы или чачи, которая, как научил он меня, отлично помогает от ночных комаров, если намазать ею перед сном лоб и запястья (а остаток рюмки, подмигнул он мне, надо влить в себя). Как и два десятка лет назад, меня удивляла его энергия: вот он рано утром уже везет в кафе в кузове своего пикапа мешок артишоков и ящик клубники с рынка, вот о чем-то ругается с малярами, приехавшим белить стену – как и все здесь, шумно и беззлобно, словно лениво исполняя спектакль, вот встречает гостей кафе, весь вечер приветствуя каждого и каждую, присаживаясь поговорить и угостить бренди от заведения, а поздно ночью в пятницу, когда на террасу приходят играть народные музыканты с базуками, он танцует сиртаки, выманивая из-за столов английских и немецких пенсионерок, которые не в силах противостоять его галантности. Представление продолжалось за полночь, плясали в хороводе все гости, и я с трудом уносил оттуда гудящие ноги, потому что наутро меня ждали совсем другие танцы.

3