Человек бегущий

Дни в Писсури были целиком посвящены спорту. Я жил полной жизнью тела, отдав его на волю стихий – моря, солнца, ветра, гор, скидывая с себя оболочки городской цивилизации, из рефлексирующего субъекта превращаясь в природное существо, сотканное из мышц и ощущений. С утра всегда было плавание. Я вставал с рассветом, чуть после шести, когда еще пробовали голос птицы, а солнце было спрятано за горами, робко подсвечивая небосвод голубым. В полутьме гостиной я съедал банан, намазывал руки и ноги детским маслом, чтобы легче было надевать гидрокостюм, а шею – гелем, чтобы не натирало воротником. Я натягивал по пояс гидрокостюм в специальных перчатках – иначе легко зацепить ногтями чувствительную мягкую резину. Затем брал бутылку воды, выходил в утреннюю прохладу и шагал в «кроксах» по мокрой от росы траве, потом – по крупным булыжникам мощеного спуска к морю.

В этот час оно было безмятежно: идеальное шелковое полотно с едва заметными морщинками волн. Я надевал верхнюю часть гидрокостюма – это можно делать и самому, осторожно вытягивая за шнур молнию на спине, чтобы не прищемить кожу, но лучше было, если на пляже оказывался ранний посетитель, совершающий утренний моцион вдоль моря: обычно люди охотно откликаются на деликатную просьбу застегнуть гидрокостюм и подходят к этой задаче со всей ответственностью. Я оставлял свои желтые «кроксы» у кромки воды, но все же на достаточном отдалении, чтобы их не смыло: когда я вернусь, может подняться ветер с волной. Лучше было поставить их на гребень из гальки, намытый прибоем, чтобы держать на них курс при возвращении – при плавании в открытой воде важны ориентиры. Заходил в воду, ополаскивал очки и оглядывался вокруг, стоя на грани стихий. Впереди расстилалась молочная гладь, из-за гор поднималось солнце, освещая далекую, невесомую рыбацкую лодочку. Я делал глубокой вдох, запускал секундомер и ложился на воду. Море благосклонно принимало мое тело, поддерживая его на поверхности: в соленой воде плавучесть выше, а в неопреновом костюме и подавно – для средних пловцов типа меня он дает преимущество, поднимая корпус так, что можно грести одними руками, не тратя силы на держание на плаву.

Меня охватывает блаженная прохлада. Температура воды в апреле идеальна для плавания, +16–17 градусов – достаточно тепло, чтобы не замерзнуть за час тренировки, но вполне прохладно, чтобы под костюмом не перегреться и чтобы не запотели очки. Первый километр по тихой воде плывется легко, темп 1:45 на 100 метров, руки работают, как лопасти – ладонь плавно входит в воду, протягивается вперед: захват, гребок под себя, доталкивание до бедра – плечи превращаются в хорошо смазанные шарниры, голова рывками рассекает воду, словно киль лодки, и под шапочкой слышно, как вокруг нее журчат струи. Тело легкое и словно парит над морем. Залив Писсури у берега неглубокий, метров 8–10, вода изумрудно-прозрачная, и видно дно, где белый мелкий песок уложен волнами. Подо мной суматошно носятся мелкие стаи рыбок, в долю секунды изменяя движение по одному им ведомому алгоритму, лежат на дне актинии со своими взлохмаченными шевелюрами или бурые, неприглядные морские огурцы – которые под именем трепанга, однако весьма съедобны. Иногда встречаются брошенные якоря, уже почти погребенные песком, с сиротливым обрывком каната. Я держу курс на мыс Аспро с его высокими белыми скалами; и заброшенными пляжами. Ближе к мысу дно мелеет, появляются каменные плиты, поросшие полями морской травы посидонии, названной так в честь Посейдона, едва ли не самым древним растением в мире: густо-зеленые охапки травы колышутся с потоками воды, между ними резвятся уже рыбы покрупнее. Солнце поднимается все выше, начинает припекать голову и гидрокостюм, а вода из нежного парного молока превращается по цвету в расплавленное серебро.

У мыса сталкиваются два течения и гуляют крупные волны, начинается болтанка, я пару раз хлебаю терпкую, йодистую, соленую воду, которая обжигает горло. Я заворачиваю за мыс в тихую бухточку и вылезаю на пляж с мелкой галькой. На камнях чернеют головешки недавнего костра из плавника. Попадают сюда почти всегда с воды, приплывая на каяках и катерах; еще есть головокружительная козья тропа, которая спускается сверху по скалам, по опасным, осыпающимся прижимам, но по ней мало кто рискует ходить кроме бесстрашных коз, оставляющих на камнях россыпи своих орешков. С другой стороны пляжа, ближе к скале Афродиты, начинаются гроты и птичьи базары: заметив человека, чайки начинают тревожно кричать и кружить над скалами, чтобы их успокоить, я захожу в воду и плыву обратно.