Позже выяснилось, что тысяча рублей за пять литров спирта была здесь ценой стандартной, полярники брали его охотно и не кто иной, как Вредитель действительно купил двести литров. В экспедиции он норовил при малейшей возможности выпить на дармовщинку, потому и ходил на кухню чистить картошку за пару стаканов водки. Поговаривали, что свое «шило» он исподтишка продает в долг, под будущий расчет, аккуратно ведя учет должников. Но когда не угощали, и сам прикладывался к собственной заначке. Делиться своими запасами даром ему и мысль в голову не приходила, но Лакала, когда ему хотелось «полакать» – а хотелось ему всегда, – мог найти путь к сердцу любого, даже такого скряги, как бывший мент. В ночь снегопада они напились спирта так, что потом два дня в лежку лежали. Да на них никто и не рассчитывал. От толстого Вредителя толку все равно не было, он свою-то стошестидесятикилограммовую тушу передвигал с превеликим трудом, а Лакала старался, по его собственному высказыванию, ничего тяжелее ложки в руки не брать.
Снег к утру уже успел спрессоваться, лопаты его не брали, приходилось бить ломом, а уж потом откидывать. Отличился Саня. Торопясь, он утром небрежно намотал портянку, и теперь она ему терла ногу. Покуда мог, терпел, потом все-таки решил перемотать. Сел прямо на снег, с трудом стянул сапог, обмотал ногу потуже, глянь, а сапога-то и нет. И куда делся проклятый, непонятно. То ли снегом припорошило, то ли откатился… Стал искать, да разве в такой темени найдешь. Так с портянкой на босу ногу и прорыскал, потеряв счет времени. Может, и недолго искал, да в такой лютый морозище долго и не надо. Только когда осознал, что ногу совсем уже не чувствует, вернулся в дом. Хорошо еще, что Никита его увидел у самого крыльца. Увидел и ужаснулся: «Саня, где твой сапог?»
– Да бес его знает, задевался куда-то.
– А ну пошли, осмотрю твою ногу.
Никита решительно потащил друга в дом.
На первом этаже, в кают-компании, Клюв предавался своему обычному утреннему удовольствию: прихлебывал крепкий чаек и смотрел нескончаемое «Давай поженимся». Увидев парней, начальник поморщился: «Рано греться пришли, час всего проработали и уже замерзли». Не обращая внимания на его ворчание, Никита помог подняться другу на второй этаж, в медпункт. Ну и дел наделал себе Саня. Портянка так примерзла к обмороженной ноге, что местами ее приходилось срезать скальпелем, но уже вместе с кожей. Ступня чернела на глазах. «Только бы до ампутации дело не дошло, – с ужасом думал Никита, – только не это!» Достал из шкафа несколько необходимых ампул, сделал уколы. Потом метнулся к себе в комнату, принес черную пластиковую банку. Эту банку ему в Кейптауне вручила Варя.
– Мазь от обморожения, – пояснила она. – Я читала, что там, на полюсе, морозы страшные бывают; мне одну старушку посоветовали, она под Калугой живет, чудодейственные мази делает, я к ней и съездила.
– Варенька, ты что, аж в Калугу ради этой ерунды ездила?
– Почему ерунды? – даже обиделась Варя. – Говорят, она своими мазями да травами тысячи людей исцелила.
Чтобы не обижать жену, Никита мазь, конечно взял, но в чудодейственное снадобье не верил. И вот теперь, вспомнив, побежал за Вариным подарком – а вдруг поможет, каких на свете чудес не бывает.
К вечеру температура у больного скакнула аж за сорок. Никита не отходил от друга, дежурил возле него всю ночь – колол инъекции, поставил капельницу, менял компрессы, растирал Саню спиртом. Утром, когда температура немного спала и Саня наконец перестал в жару бредить, Никита, понимая, что главная угроза, угроза ампутации, уже миновала, спустился на первый этаж. Здесь ничего не изменилось. На своем обычном месте сидел Клюв со стаканом чая, мерцал телевизор. Как будто начальник и не уходил отсюда. Увидев Максимова, проворчал недовольно: «Если ты возле каждого больного будешь сутками просиживать, то тебе работать некогда».
– А лечить полярников – это и есть моя главная работа на станции. Если вы не забыли, я по штатному расписанию врач. – Он старался сдерживать себя, но не удержался от вопроса: – А вас не интересует, как чувствует себя механик Богатырев?
– Ты же врач, а не я, вот ты и интересуйся, как себя больной чувствует, а меня интересует, что ни он, ни ты на работу не вышли. Кто за вас снег чистить будет?
– Какой снег, у зимовщика Богатырева производственная травма, я так и напишу в истории болезни.
Начальника как пружиной подкинуло:
– Ты что, с ума сошел?! Даже думать не смей ни о каких производственных травмах. Их нет, не было и никогда не будет. Это – несчастный случай!
И тут Никита, впервые за все месяцы, проведенные на зимовке, сорвался, высказал в глаза этому упырю все, что о нем думал, что накипело. Он даже на «ты» к нему обратился, чего не позволял себе раньше.