– Завел, завел свою любимую пластинку, – оборвал его Иван. – Я же о тебе, идеалист, забочусь, а не о нем. Спаси создатель, попадешь еще в шторм.
Когда он ступил за порог, ветер чуть с ног не сбил, вырвав из его рук дверь с такой силой, что она захлопнулась со звуком выстрела. Пурга и впрямь грозила перейти в шторм. «Может, действительно вернуться, переждать», – мелькнула мысль, но Никита поправил на плече ремень сумки и решительно шагнул вперед. Как назло, еще и прожектора эстакады не горели, так что темень, ко всему прочему, была непроглядной.
Кабель был старым, почти древним, в некоторых местах провисал чуть не до земли, вернее – до льда. Наваливший неделю назад снег обледенел и пробил кабель в нескольких местах сразу. Все из зимовщиков, кто хоть что-нибудь смыслил в электричестве, пришли к единодушному мнению: восстановить невозможно. С тем и пошли к начальнику.
– И чего я, по вашему, делать должен? – поинтересовался тот благодушно и хихикнул. – Может, прикажете мне самому с фонарем стоять?
– Заявку надо писать, пусть пришлют новый кабель, – хмуро предложил механик ДЭС. – Без освещения столько бед наживем.
– Думай, что говоришь, Дочкин. – Начальник покрутил пальцем у виска. – Ты знаешь, сколько стоит такой кабель? Не знаешь, вот то-то же. А я знаю. Миллион рублей, а то и больше. Миллион! Соображаешь, какие деньжищи? Да я даже заявку отправлять не стану, чтоб меня в Питере за дурака не посчитали.
В какой-то книжке, давно еще, Владимир Петрович Акимов вычитал такой эпизод из жизни Сталина. Пришел к вождю кто-то из старых его соратников, вроде Авель Енукидзе, стал горячо доказывать, что на местах не соблюдаются ленинские принципы построения социализма. Сталину стало неприятно слушать. Он взял со стола первую попавшуюся под руки книгу, открыл ее, не глядя, и сказал: «Я занят». Вот и теперь начальник станции, отвернувшись от полярников, демонстративно включил телевизор, произнес «я занят» и уставился в экран.
…Никита брел на ощупь, держась за канат. Острый колючий снег набивался в прорези шерстяной шапочки, закрывавшей лицо, от дыхания мгновенно превращаясь в льдинки, залеплял глаза, рот. Надо было бы вовсе снять этот шерстяной «чулок», но не хотелось останавливаться. Он просто закрыл глаза – все равно не видно было ни зги.
Разразился настоящий шторм. Как потом выяснилось, ветер достигал сорока двух метров в секунду. За канат теперь приходилось держаться обеими руками, что было крайне неудобно и затрудняло ходьбу – продвигался он теперь по шажочку. Со страхом он ощутил, как начали неметь ноги, нестерпимым жаром полыхало лицо. «Только не останавливаться, – твердил про себя Никита. – Остановка – смерть. Но каждый шаг давался теперь все большим и большим усилием, штормовой бешеный ветер не хлестал, а бил в грудь, отбрасывая назад.
Он давно уже потерял счет времени, не понимая, час ли он находится в пути, а может, сутки уже прошли… Мысли в голове ворочались тяжелые, неповоротливые. Сил бороться со взбесившейся неистовой стихией уже не оставалось. Внезапно он почувствовал, что хочет спать – сказывалось кислородное голодание разреженного воздуха. Окончательно выбившись из сил, он присел прямо на снег, но тут же вскочил – нельзя было садиться, нельзя ни в коем случае. Но ноги уже не держали, и он снова опустился на снег, такой мягкий, такой пушистый, как мягкая перина. Его охватила полнейшая апатия, следом пришло видение детства, рыбка, превратившаяся в тюленя… и мрак, полный мрак, поглотивший все вокруг. И самого Никиту – тоже.
Когда Саня Богатырев понял, что друга нет слишком долго, обеспокоился не на шутку. За окном бесновался шторм, каких они здесь еще не видывали. «Надо снаряжать спасательную группу», – решили они с Васей Бойко и вдвоем отправились к начальнику станции.
– По инструкции не имею права, – заявил Акимов – Нельзя подвергать людей опасности. Мороз сорок семь, ветер сорок два метра в секунду, какая может быть спасательная экспедиция, с ума посходили. А если его уже давно ветром сдуло в океан? Кого искать собираетесь?
Зимовщики по рассказам бывалых полярников знали, что такие случаи бывали. Несколько лет назад двоих полярников таким же вот штормом сдуло в океан, тела их так никогда и не нашли. Но думать, что и их друга может постичь такая же участь, не хотелось.
– Пойдешь со мной? – спросил Саня Васю.
– Конечно, – ответил Бойко, ни секунды не колеблясь.
– Запрещаю! – взвизгнул начальник, враз потеряв всю свою невозмутимость. – Категорически запрещаю.
– Да пошел ты, – зло буркнул Саня, – Засранец.
– Ты ответишь, Богатырев, и за оскорбление начальника станции при исполнении служебных обязанностей тоже ответишь.
– А он тебя при исполнении служебных обязанностей не оскорблял, – усмехнулся Вася Бойко. – Как тебя можно оскорбить при исполнении, когда ты здесь вообще ни хера не делаешь.