Черно-красная книга вокруг

В глазах Заманихина потемнело. У него бы было такое чувство, что все это происходит не с ним, если бы ему не претила банальная пошлость этой фразы. Ну как это — не с ним, когда он все видит, слышит, чувствует. А руки! Они ведь сейчас оторвутся! Но по мере того, как его сознание все больше и больше заволакивало густым неприятным туманом, ему казалось, что он начал кое-что понимать. Он попал в какой-то другой мир, другое измерение. Это был мир его собственной книги, где живут им же созданные герои. И в глазах было черно с красными пятнами — черно-красная книга вокруг! Город, казалось бы, тот же, да не тот — город создан в его воображении. Невыразительная пустота над головой, потому что он, создатель этого черно-красного мира, не смог описать небо; зыбко, шатко под ногами. Надежда на спасение только в слове. Нужно слово, но какое? Как найти сейчас его?

Заманихин потерял сознание.

13

Теперь, восстанавливая в памяти все события того безбожного дня, вспоминается еще один короткий разговор с Таней. Это было перед отпуском. Таня только что пришла с работы, мы поели и пьем чай с сушками. Вечер, сумерки, через час мне выезжать на пост.

— О тебе говорили сегодня, — вдруг неожиданно сказала Таня. Я сразу понял, кто говорил, где и о чем. Развивать эту тему не было смысла — когда-нибудь обо мне должны были узнать там, и поэтому я отшутился:

— О нас… говорили о нас. Разве смог бы я добиться такой известности без тебя, — и, дотянувшись губами, чмокнул ее в плечо. И все на этом.

Да, все было кончено. Но Ты, Господи, посчитал, что этого мало. Ты добивал меня изощренно, с садистским удовольствием. Так почему же Ты оставляешь меня жить до сих пор, когда она…

Она неожиданно появилась из-за угла и быстро знакомой дорогой пошла в сторону моего подъезда. Ей оставалось шагов двадцать, чтобы скрыться от меня навсегда, когда я опомнился. Я пытался судорожно открыть дверцу машины, и не сразу сообразил, что зачем-то закрылся изнутри на защелку. Выскочил, наконец, крикнул, но имя ее, как всполошившаяся птица, застряло у меня в груди, глотка пересохла, голос сорвался. Откашлялся, крикнул, но она не услышала — она уже заходила в подъезд. Это было ужасно: смотреть, как Таня неотвратимо приближается к своей гибели — она ведь спешила, она переживала за меня. Я бросился к ней через огромный двор: мимо детской площадки, мимо машин, кустов, деревьев, мимо людей, удивленно смотревших на меня — у них ведь все было нормально. Но уже тогда я понял, что не успею — слишком велико было расстояние.

Помню, я вбежал в подъезд и сразу же окликнул Таню. Но ответа не было. Тишина поразила меня. Лестница наслаждалась тишиной, зловещей, обманчивой тишиной, без труда поглотившей мой крик. Лифт стоял где-то наверху, скорее всего на моем этаже, скорее всего Таня ехала на лифте. Я поднялся на несколько ступенек и остановился, с ужасом представив, как она выходит на моем седьмом этаже, как достает свой ключ, открывает дверь, включает свет в прихожей, зовет меня… О, Господи, я сразу же вспомнил того мужчину, привязанного к стулу, и представил себя на его месте. Но не ее, не ее!

Я еще даже вызвал лифт. Он с завыванием и скрипом поехал вниз. Но вместе с этим шумом раздался и другой. Щелкнул замок, и кто-то многоногий быстро побежал по лестнице вниз. Теперь я сомневаюсь, точно ли это выбежали из моей квартиры, но тогда мне показалось, что щелкнул именно мой замок, и бегут именно за мной. И этого хватило. Я выскочил из подъезда и понесся к машине. Включая зажигание, я, кажется, обернулся и увидел — бегут, бегут за мной. Бежали, но теперь не уверен: за мной ли. Я дал газу.

Первым делом я ринулся в банк и снял свои сбережения с текущего счета. Удивительно устроен человек: в зеркале заднего вида мне мерещился белый «БМВ», в банке я пугался любого блеска лысины, но с деньгами я расстаться не мог. Все мои действия походили на работу автомата, которому нужно было спасти деньги и свою шкуру — больше он ни о чем не думал.

Затем я рванул из города.

С трудом вспоминаю эту бешеную гонку. Я был как будто в забытьи, я гнал свой «Жигуленок» на максимальной скорости, и замирал от страха, стоило какой-нибудь крутой машине догонять или перегонять меня.