Черно-красная книга вокруг

— Паша, — испуганно схватила Надя мужа за рукав, — вдруг…

Ловушка? — мелькнуло и у него.

Он положил вторую свою руку поверх ее и попробовал успокоить:

— Хуже уже быть не может. Садись.

Забираясь в машину, Заманихин интуитивно почувствовал на себе чей-то взгляд, а, может, и случайно посмотрел на окна милиции и увидел капитана Мигуна. Тот наблюдал за ними из открытого окна своего кабинета. Наде Паша об этом ничего не сказал.

Сели вдвоем на заднее сиденье, чтоб, если что, так лучше быть вместе. Сердце у Заманихина защемило. Хуже, может быть и хуже! Вдруг они захотят пытать Надю, а его заставить смотреть. Скажешь тогда… Было бы, что говорить! И тут его осенило. Почему он раньше об этом не подумал? Он же писатель, и вдруг не знает что сказать! Если получилось так, что им самим выдуманное вдруг ожило, материализовалось, почему бы тогда не продолжить выдумывать. Неужели он не сможет сочинить, где этим отморозкам найти их фотографа? Запросто, лишь бы только это оказалось правдой. Дальше, как Заманихин ни старался, сосредоточиться не смог — сумбур в голове был полный. Кто кого сочинил, он книгу или она его? Кто где находился, он в книге или она в нем? Попробуй разберись!

Обошлось. Доехали быстро и без приключений. Водитель высадил их, развернулся и укатил. Они остались стоять перед медицинским центром. Надя тут бывала по своим женским делам, и не было здесь ничего опасного. Поэтому она настояла, чтобы муж остался снаружи. Паша не спорил, потянулся только опять за сигаретами.

— Ты ведь только что курил, — напомнила Надя.

— Ах, да, — он убрал сигареты, но стоило Наде уйти, снова достал их. Надо было кое-что серьезно обмозговать. Появилась у него одна заманчивая идея, о которой он сам-то с трепетом думал, и тем более не собирался сообщать ее жене.

Наде повезло. Врач попалась не только опытная, пожилая, но и душевная. Судмедэкспертиза судмедэкспертизой, они и после нее неплохо поговорили. Врач ее успокоила: плод не пострадал. Все дело было в психическом состоянии. Тут Надя вставила, что она сама психолог, и разговор пошел на более профессиональном уровне. Чрезмерные волнения могут вызвать самопроизвольный абортус, но с физиологической точки зрения оснований для этого нет: недоразвитость половых органов отсутствует. Покой, покой и еще раз покой. Неплохо бы сменить обстановку. Вы говорите, где это произошло, дома? Тогда — тем более. Есть возможность куда-нибудь уехать? К родителям в Воронеж? Прекрасно! К родителям, к родителям! Родители — лучшее лекарство. Кроме того, легкое успокоительное — не надо импортного! Хвойные ванны тоже прекрасно помогут…

Долго они еще беседовали, и у Нади сложилось впечатление, что этой доброй старушке-докторше не хватает здесь, на их судмедэкспертизе, и практики, и простого общения. На улицу Надя вышла полностью успокоенная. Зато муж весь извелся.

— Что так долго? Как? Ничего подозрительного не заметила?

— Когда сидела на гинекологическом кресле, видела, как мне микрофон вставили туда, — показала Надя вниз.

— Куда?! — испугался Паша.

— Шучу.

— Ты еще можешь шутить?

— Все нормально, не беспокойся. Доктор попалась очень хорошая. Посмотрела, плод не пострадал.

Они пошли к трамвайной остановке.

— Ты знаешь, Паш, врач сказала, что мне нужно сменить обстановку, и ни в коем случае не быть там, где это произошло. Лучше вообще уехать, хотя бы на лето.

— Согласен. А как быть с твоей работой? Отпуск-то у тебя еще через месяц.

— Договорюсь. Детей всех разобрали. С пятнадцатого в садике ремонт. Заведующая намекнула, кто хочет, может взять за свой счет.

— Хорошо, бери.

Надя такого не ожидала: муж согласился неожиданно быстро. Она не догадывалась, что для плана, созревшего у Паши, как раз не хватало одной маленькой, но важной детали: чтобы Нади не было в городе — только так она не сможет помешать. И вот — пожалуйста.

— Значит, давай сделаем так, — решила Надя, — завтра я иду на работу и беру отпуск за свой счет прямо послезавтра. А ты поедешь за билетом на поезд.

— Мне завтра на смену…

— На сутки? О-о!

— Ты же все равно завтра не поедешь.

— А как же я одна буду?

— Ты же на работу пойдешь, а вечером что-нибудь придумаем.

— Ладно, может, переночую у Светки. Значит, тогда так. Ты поедешь за билетом сегодня. Возьмешь на… сегодня понедельник, второе? Возьмешь на четвертое.

— Билетов, наверное, уже нет. Лето.

— Достанешь… — и тут Надя заговорила таким умоляющим тоном, каким она всегда говорила, когда ей хотелось чего-то нереального — знает же, что невозможно, а просит: — Паша, давай уедем из этого города насовсем. Мы же, помнишь, собирались переехать в Воронеж.

Ты собиралась — не я, — подумал Заманихин. Вслух же сказал:

— Не так это просто. Там видно будет.

Главное, сейчас переменить тему разговора, сейчас с Надей трудно будет спорить, но она не сдавалась:

— Что значит: «видно будет»?

— Вот хотя бы гонорар надо вытряхнуть из издательства. И не забывай, я ведь теперь невыездной, — пришлось напомнить то, о чем напоминать не хотелось. Но помогло: Надя тут же замолчала.