Черные крылья

– Ну, пойдем.

* * *

Минут через тридцать после выхода на тропу к горе Тат-тав, по левую сторону склона, обращенного к морю, они услышали звук рубки деревьев и голоса. Для Сьямана Анопена все это было в диковинку, и он чувствовал, как его переполняет жизненная сила, такая же, какую являли густые заросли вокруг. Он впервые поднялся на гору, чтобы добыть сырья для второго Ритуала призыва летучей рыбы во время сезона, и потому особые чувства переполняли его. В горах было спокойно, звонкое пенье цикад и щебетание птиц ласкали слух. Пока шли к месту, указанному отцом Сьямана Пиявавонгана, одноклассники не произнесли ни слова. Сьяман Анопен, будто подмастерье, плелся сзади. Все это напоминало школьные годы, когда Сьяман Пиявавонган сидел рядом со Сьяманом Анопеном и списывал у него ответы к задачкам по математике, вот только двадцать лет спустя роли поменялись, и тот, кем Сьяман Анопен теперь восхищался, был когда-то его одноклассником по имени Нгалолог. Он шел позади в густых джунглях почти у вершины горы, внимательно наблюдая за ловкими движениями Сьямана Пиявавонгана. Он то поглядывал на гору слева, то на долину справа. Сьяман Анопен и сам не слишком понимал, чего именно хочет. У каждого есть сильные стороны, и в меняющейся обстановке личные таланты как-то да проявляются. Вообще-то в школе Нгалолог не слишком выделялся, был гораздо слабее на уроках физкультуры, зато преуспел в рисовании. Теперь же он обладал сильным телом, а его острый взгляд улавливал все, что происходило в зарослях. Он не привык носить одежду, и было видно, что длительный труд рельефно разделил мышцы с обеих сторон груди, казалось, будто они излучают волю к жизни. Держа мачете в левой руке, запястье которой украшали татуированные иероглифы «Море» и «Любовь», Нгалолог прорубал себе путь, как настоящий воин, и это удивило и очень обрадовало Сьямана Анопена. Иероглифы выразительно растянулись на коже и органично отражали устремления и образ жизни владельца. Лучший друг был непреклонен и настойчив в воплощении своей мечты стать отважным мужчиной тао. В нем, как и в людях старшего поколения, чувствовалось особое, ни с чем не сравнимое дыхание свободы и жизнелюбия.

Оба их отца постарели, им шел уже восьмой десяток. Дело было не в том, что родителям не хватало физических сил самостоятельно подняться на гору за необходимыми заготовками для Ритуала призыва летучей рыбы, и не в смиренном принятии собственной старости, а в естественном положении вещей: с тех пор как к именам сыновей добавилось гордое звание «Сьяман», наступил их черед выполнять такую работу.

Хо. Сира мангана-кон!

– О, здравствуйте, дети! – заулыбался старик.

Маран-кон!

– Здравствуй, дядя!

Старик сидел на подстилке из листьев тёти-таро и срезал кору с веток, будущих креплений для весел и шестов для вяления рыбы. С доброй улыбкой он пригласил:

Пиванлам камо дзито Манга-нако.

– Идите сюда, садитесь, дети. Полакомитесь бетельными орехами.

Сьяман Пиявавонган протянул старику сигарету:

Капа майи дзья манба я? Мо маран.

– Вы все-таки пришли сюда за древесиной, дядя?

Комван ам, сья дзья дехдех Сира кака мо. Си пэн-ю мо ам, ядзингьян до Илавуд.

– А что же делать, раз твои старшие братья совсем окитаились? Что же до твоего друга, так он отсюда очень далеко.

Сини матау Капам макон?

– А вы не собираетесь пойти на лодках вместе с ловцами махи-махи?

Ам. Тао Копа. Си дзико матау?

– А то как же, если перестану ловить махи-махи, какой же из меня тао?

Сьяпен Салилан осторожно выдохнул, и зеленый дым свернулся колечком. В покрытом буйной растительностью ущелье дым мягко стелился по листьям на верхушках деревьев. Жуя бетельный орех, старик задумчиво рассматривал китайские иероглифы на мощном запястье левой руки Сьямана Пиявавонгана:

Инавей но ямьян дзья си-яман пэн-ю мо.

– Хотел бы я, чтобы ваш друг оказался сейчас здесь.

Интересно, завидовал ли он им или жаловался на свое старение? Или скучал по собственному сыну, уехавшему на Тайвань? Все трое погрузились в глубокое раздумье. Они с уважением относились к Сьяпену Салилану, но в то же время им было жаль, что одноклассник предпочел гонку за «белым телом», добыче «серебристо-белой рыбьей чешуи».

Маран, Сино нгаран на ни Касвал но Канак на.

– Дядя, его в детстве звали Касвал, а сейчас как его имя?

Сьяман. Дзинакад. Ори нгаран на. Ни яман пэн-ю ньйо.

– Вашего друга зовут теперь Сьяман Дзинакад.

Икон пейпангайан на но нгаран на я?

– А что означает это имя, дядя?