Черные крылья

– Это значит оно вот что. Когда вы окончили среднюю школу, я воспротивился желанию вашего друга, отца своего внука, идти служить во флот. Профессия военного – сражаться и убивать. А он из-за своего своеволия бросил мне в сердцах: «Никогда домой не вернусь!» Он и вправду долго не возвращался повидаться со мной. Потом, когда женился на ханьской женщине, приезжал навестить меня на китайский Новый год, в первый год после рождения ребенка, чтобы я дал моему внуку имя тао. Пробыл всего три дня, а потом с китаянкой увезли внука обратно на Тайвань. Я скучаю по сыну, по внуку, но ни за что не хочу ехать на Тайвань, вот я и выбрал сыну имя Дзинакад, то есть тот, кто не выходит на сушу, то есть на наш Понсо Но Тао (Орхидеевый остров). А куда же денешься от судьбы, дети?

Сьяпен Салилан продолжил обтесывать ветку, счищая кору. Кожа на тыльной стороне его кисти потеряла прежний блеск и рельефность сухожилий, но ладони, державшие весла более шестидесяти лет, были все еще полны сил и казались огромными. Счищая кору, он продолжал рассматривать китайские иероглифы на левой руке Сьямана Пиявавонгана, а потом сказал:

Дзейнген ри нока бек мо дзья я.

– И не больно было набивать татуировку?

Та… тей мейнген.

– Ну… В общем-то не больно, – ответил тот добродушно улыбающемуся дяде.

Икон пей пангайан на нан?

– И что она значит?

– Э… – Пиявавонган обратился за помощью к сидящему рядом Сьяману Анопену, который лучше знал китайский.

Квана Сьяман. Анопен ам ори ранам, какейан на о вава.

– Значит «безумно любить океан», – улыбаясь, ответил друг.

Ха-ха-ха!..

– Дядя, это значит, что океан будет для меня на всю жизнь как любимая.

Ха-ха-ха!.. Легкий смех заполнил овраг, и множество маленьких птичек на верхушках деревьев испуганно защебетали и полетели вдоль горного склона. Не прекращая смеяться, старик проговорил:

Ма кон ка со вандзин до вава.

– Океан, с ним же любовью не займешься. Да и встречаться с ним не получится.

– Дядя, да не в этом смысле! Это значит, как и вы, старшие, благоговеть перед морским богом. Как любят повторять старшие, «если бы в море не водилась летучая рыба, то не было бы и нашего народа тао»!

Инавой но ямакван сан со оновнед си яман. Дзинакад. Кван на но раракех.

– А, я понял. Хотел бы я, чтобы Сьяман Дзинакад тоже так думал и чувствовал, – со вздохом произнес старик.

Маран кон ам, ононган намен мо маран нан.

– Вы уж простите нас, дядя, пойдем мы, а то нам еще надо нарубить заготовок для весельных креплений.

Дзьякакваната, або арарав манганако!

– Впереди у нас еще много дней, так что идите!

Маран кон, ононгтан намен ам.

– Извините, дядя. Ну, мы пошли.

Отец Сьямана Дзинакада, Сьяпен Салилан продолжил счищать кору с веток. Время шло к полудню, и солнечный свет проникал сквозь просветы между деревьями, то высвечивая острый топор в руках старика, то пряча его в тени. Свет, отраженный топором, бликами носился по тенистому оврагу, то вспыхивая, то затухая, совсем как и его настроение в думах о сыне, отце своего внука.

Может быть, Сьяман Дзинакад, уехавший на Тайвань за «белым телом», никогда и не задумывался и не переживал того, о чем любил говаривать его отец: «Если не гребешь на лодке и не ловишь махи-махи, разве можешь считать себя настоящим тао?» А вот Сьяман Анопен шел и думал об этом.

– Друг, к чему это дядя сказал, растолкуй?

– Пока он еще может ходить, он будет продолжать ловить махи-махи, до того дня, когда болезнь заставит его остаться дома.

– Вот кто и вправду мог бы сделать татуировку «Море» и «Любовь».

– Да уж, достоин восхищения тот, кто до старости остался верен океану.

– Тогда тебе еще рановато, друг мой. Океан постоянно испытывает его, проверяет на прочность, а ведь тут все что угодно может случиться, всего не предугадать.

– И не говори, мне до этого далеко. Но все равно, «Море» и «Любовь» – именно те слова, которые я хотел бы высечь на сердце. В шестом классе, помнишь, мы давали такую клятву?

– Я помню. Потому и вернулся обратно из Тайбэя!

– Ну, тогда давай вместе примем все испытания и муки «любви к морю», дружище.

Сьяману Анопену стало необычайно легко на сердце, и теперь все казалось таким правильным, так подходило к этому месту и этому времени, теперь он был всей душой благодарен за эти слова тому, кого раньше звали Нгалологом, а теперь – Сьяманом Пиявавонганом.

– Друг, слушай, а в тот год, когда я школу закончил, ты куда пропал?

– Я в Тайдуне год учился на электрика и сантехника, а потом поехал в Тайбэй, проработал там четыре года и вернулся домой. А дальше… года через два стал отцом и теперь практически не бываю на Тайване.

– Таким коротким рассказом обо всех этих годах отделаться хочешь, друг?

– Да ну, потом как-нибудь еще расскажу!

– А кстати, кто тебе делал это тату?

– Твоя подружка, а теперь – мать моих детей.

– А она знает, что это значит?

– Конечно, знает!

– Ну… хорошо.

– Что именно?

– Да хорошо, что она не понимает, что это значит по-настоящему!

– А, вот оно что…