Читаем Черные крылья полностью

– Кроме того, мать вашего внука – тайванька. Может, дядя не слишком понимает привычки тайваньцев? Больше всего они презирают горных жителей, не говорящих по-тайваньски, как будто им принадлежит самый высокоразвитый язык в мире. Когда вы дали имя своему старшему внуку, разве его родители не говорили между собой по-тайваньски, непонятно для нас? К тому же, стоит только раз взглянуть на нее – и пропал навсегда, ее глаза спустились с неба. Вот потому она и вертит нашим другом, отцом вашего внука, как хочет. А иначе он, настоящий тао, так сильно любящий море, разве не кинулся бы вновь в его объятья?


– И раз уж мы об этом заговорили, дядя, я должен спросить вас еще о затаенной обиде, что осталась в сердце отца вашего внука. Вы не позволили ему поступить в военно-морское училище, а это была его самая большая мечта, но вы разбили ее. Для него та обида очень болезненная, даже если все давно в прошлом. Вы простите, что я так говорю, будто нотации старшим читаю.

С привычным для стариков на острове тихим и безучастным выражением лица, таким же спокойным, как день перед тайфуном, он понизил голос и ответил:

– Может статься, ваш друг прав. Я допустил большую ошибку. Тут ведь какое дело: для нас, стариков, родившихся в японскую эпоху, совпавшую с войной, смерть в бою казалась неизбежной. Мы слышали от японцев, которые в то время обосновались на нашем острове: «Китайцы упиваются жизнью и боятся смерти, трусливее их не найти, вот поэтому маленькая Япония так легко, палец о палец не ударив, оккупировала Тайвань…» Видите, разве мог я позволить отцу моих внуков пойти воевать с этими боящимися смерти и цепляющимися за жизнь тайваньцами? Если и вправду случится война, то люди с таким характером, как у него, первыми попадут под пули. Да и вообще, с какой стати тао должны помогать тайваньским властям сражаться? Это их кровное дело, а война означает только две вещи: убивать или быть убитым! Мы, тао, не такой народ, мы не убиваем других. Наша история не имеет к их делишкам никакого отношения, дети. Кроме прочего, нас настолько мало! Возможно, для тайваньцев потеря людей не такая уж проблема, но не для нас. Если убьют половину населения тао, наш народ обречен! Так-то, дети. Будь прокляты их трусливые предки… Он мог бы пойти в военно-морское училище только через мой труп! Но это теперь уже неважно, даже если он никогда не вернется. За двадцать с лишним лет он приезжал всего три раза: сюда в спешке и обратно бегом. Хотел я взять всю его семью половить рыбу сетью или поудить с лодки, так времени все нет, что же это за ребенок такой? Я теперь уже не жду и не надеюсь. Единственные спутники теперешних стариков – одиночество и созерцание моря, дети мои.

В прохладной тени деревьев они втроем погрузились в раздумья.

Старик крепко держался за ручку тележки, та катилась со скрипом, и его иссохшая фигура откидывалась назад. Ступни были похожи на утиные лапы, а согнутые колени дрожали, когда он осторожно ступал по тропе, идущей под гору. Трехчасовое солнце безжалостно светило ему прямо в лицо, что было грубее подошв ног его внука, лучи пронзали грудь слева, в самое сердце. Пот и слезы падали на раскаленную цементную дорогу и тут же испарялись, как будто лодка прошла по воде, не оставив следов, и больше не осталось резонов скучать по сыну. Этот спуск был подобен самым трудным годам жизненного пути старика. Он теперь изредка ходил в горы лишь для того, чтобы нарубить немного веток и помолиться о хорошем улове. Преодолев нелегкий участок спуска, старик остановился на обочине дороги освежиться, повернулся лицом к бескрайнему океану и сел, прислонившись спиной к корням Чипово (хлебное дерево). Приложив ладонь левой руки к щеке, он задумчиво вглядывался в очертания южной оконечности Тайваня на юго-западном горизонте. Скривив рот, старик наконец пробормотал:

– А как же наше море, на что ты его променял? Профессия военных – убивать людей. Какой в этом смысл убивать людей, не сделавших ничего плохого твоим предкам?..

Вполне возможно, Сьяман Дзинакад вовсе не держал на отца обиду, а просто решил поработать на корабле дальнего плавания, путешествуя по свету. Может, и так. В любом случае, у старика была одна причина не пускать его в военно-морское училище: он хотел, чтобы его отпрыск вырос и женился на девушке из народа тао, а потом он с ним мог бы сделать двухместную лодку на четыре весла. Это и было истинным желанием старика – чтобы сын унаследовал его мастерство по изготовлению лодок, смог оседлать волны и приручить ветер на просторах бескрайнего океана Но в наши дни такого рода образ жизни больше не привлекает молодых людей. Сын не пошел служить во флот и не осуществил мечту о кругосветном путешествии. Для него было бы лучше вернуться в селение, но он все дальше отдаляется, хотя и сталкивается с новыми трудностями жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лучшая проза Тайваня

Черные крылья
Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков.Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке. Он был опубликован в Тайбэе в 1998 году и удостоен нескольких литературных премий, включая Литературную премию У Чжо-лю. Автор исследует тему столкновения двух культур и обращается к своему родному языку тао, создавая параллельные диалоги на двух языках. В этом издании у читателя есть возможность впервые познакомиться с текстами на языке коренного народа тао: диалоги сохранены в оригинальном авторском написании и даны в фонетической транскрипции на русском языке.

Сьяман Рапонган

Современная русская и зарубежная проза
Сахарские новеллы
Сахарские новеллы

Сборник «Сахарские новеллы» – самая знаменитая книга тайваньской писательницы Сань-мао (1943–1991).Движимая детской мечтой и жаждой приключений, в начале 1970-х она отправилась в Испанскую Сахару со своим возлюбленным Хосе. За время пребывания там, а это всего полтора года, пара успела пожениться, исколесить пустыню вдоль и поперек, превратить сахарскую лачугу в местную достопримечательность, завести друзей среди местных жителей, испытать на себе все тяготы жизни в пустыне и изучить сахравийские традиции.А спустя время появился автобиографический сборник «Сахарские новеллы», в котором Сань-мао рассказывает о вещах одновременно обыденных и необыкновенных и где правда жизни соседствует с художественным вымыслом. В этих историях мы найдем и добродушный юмор, и безжалостную сатиру, и грустную иронию, и бесконечное сочувствие оторванным от цивилизации местным жителям. Порой нарочито бесстрастные, порой чрезвычайно эмоциональные, «Сахарские новеллы» расходятся огромными тиражами на Тайване и в Китае, а Сань-мао и по сей день остается кумиром для миллионов читателей во всем мире.

Сань-мао

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза