ГАДЖЕН. Ее светлость несколько забывчива, к тому же рассеянна, но я слежу за всем в этом доме, чтобы избавить ее светлость от беспокойства и всяких неприятностей.
Слышен сигнал автомобиля. Гаджен подходит к бару, берет полотенце, затем поднимает чемодан Мидж.
Это, должно быть, доктор и миссис Кристоу. Иди наверх, Дорис, и будь готова помочь мисс Симмонс распаковать вещи гостей.
ДОРИС. Да, мистер Гаджен!
ГАДЖЕН. Кхм!
ДОРИС
ГАДЖЕН
Часы бьют семь. Дорис выходит вслед за Гадженом.
После четвертого удара часов слышны голоса.
Добрый вечер, сэр!
ДЖОН
Входит Гаджен, пропуская вперед Джона и Герду Кристоу. Джон — привлекательный мужчина тридцати восьми лет, энергичный, но несколько бесцеремонный, Герда — робкая, производит впечатление туповатой. В руках у нее вычурная кожаная сумка.
ГАДЖЕН. Проходите, пожалуйста, мадам.
ГЕРДА. Погода все еще теплая.
ГАДЖЕН. Да, мадам, очень теплая. Надеюсь, поездка была приятной?
ГЕРДА. Да, спасибо.
ГАДЖЕН. Ее светлость, по-моему, в саду, сэр. Я доложу о вашем прибытии.
ДЖОН. Спасибо, Гаджен.
Гаджен выходит.
Джон подходит к открытой двери на террасу.
М-м! Как чудесно вырваться из города и очутиться здесь!
ГЕРДА. Да, очень хорошо.
ДЖОН. Господи, ненавижу сидеть взаперти в Лондоне! Торчать в этой проклятой приемной и выслушивать хныканье женщин. Как я их ненавижу!
ГЕРДА. О Джон, ты ведь на самом деле так не думаешь.
ДЖОН. Ненавижу больных!
ГЕРДА. Дорогой, если бы ты ненавидел больных, то не был бы врачом, не так ли?
ДЖОН
ГЕРДА. Но тебе нравится лечить.
ДЖОН. Я никого не лечу. Просто даю надежду, веру да иногда слабительное… О Боже милостивый, до чего же я устал!
ГЕРДА. Ты слишком много работаешь, Джон. Ты так самоотвержен. Я всегда говорю детям, что вся жизнь врача — это служение. Я так горжусь, что ты отдаешь людям все свое время, всю свою энергию и никогда не щадишь себя.
ДЖОН. Ради Бога, Герда! Ну что ты говоришь! Неужели ты не понимаешь: мне нравится моя профессия?! Мне это дьявольски интересно, и я зарабатываю много денег.
ГЕРДА. Но, дорогой, ты ведь трудишься не ради денег! Как ты увлечен работой в больнице! Ведь ты облегчаешь боль и страдания!
ДЖОН. Боль — биологическая необходимость, а страдания всегда пребудут с нами. Меня в медицине интересует профессиональный, так сказать, аспект!
ГЕРДА. И… страдающие люди.
ДЖОН
ГЕРДА. Все в порядке, дорогой. Я понимаю.
ДЖОН. Знаешь, Герда, лучше бы ты не проявляла столько терпения и кротости. Почему ты никогда не набросишься на меня, не выругаешь, не ответишь мне тем же? Мои слова шокируют тебя? Да лучше бы ты сердилась! Для мужчины хуже нет, чем вязнуть в этом липком сиропе!
ГЕРДА. Ты устал, Джон.
ДЖОН. Да, я устал.
ГЕРДА. Тебе нужен отпуск.
ДЖОН
ГЕРДА. Так почему бы нам не поехать? О! Не знаю, правда, как нам устроиться с детьми. Конечно, Теренс целый день в школе, но он так груб с мадемуазель… Правда, ее даже Зина не очень слушается. Нет, пожалуй, такая поездка была бы мне не в радость! Конечно, можно отправить детей к Элси в Бэксхилл[57]
. Или их могла бы взять к себе Мери Фоули…ДЖОН
ГЕРДА. Дети.
ДЖОН. При чем тут дети?
ГЕРДА. Я думаю, как их устроить, если мы поедем в Южную Францию.
ДЖОН. А с чего бы нам ехать в Южную Францию? О чем ты говоришь?
ГЕРДА. Потому что ты сказал… ты… хотел бы… тебе хочется… туда поехать.
ДЖОН. Ох, это! Я просто мечтал.
ГЕРДА. Но почему бы нам правда не поехать?.. Боязно, конечно, оставлять деток на человека не слишком надежного. И я иногда чувствую…
ДЖОН
ГЕРДА. Да, я знаю.
ДЖОН. Чудесные люди эти Энкейтлы. Их общество — лучшее тонизирующее средство!
ГЕРДА. Да.
ДЖОН
ГЕРДА. Генриетта будет?
ДЖОН. Да, она здесь.
ГЕРДА. О, я очень рада. Генриетта такая славная!
ДЖОН. Да, ничего.
ГЕРДА. Интересно, она уже закончила статуэтку, которую делала с меня?