Чёрный обелиск

— Доктор! Мало ли что он хочет! Он хочет на мне жениться, а у самого сердце умерло от голода. Ваш доктор — потная сова!

Мне трудно представить себе, чтобы сова потела, но образ довольно убедительный. Изабелла вступает на клумбу, как танцовщица на сцену, и садится на корточки посреди тюльпанов.

— Ты слышишь их?

— Конечно, — с облегчением говорю я. — Их слышит каждый. Это маленькие колокола, звонящие в фа-диез мажоре.

— А что такое фа-диез мажор?

— Это такая тональность. Самая красивая, самая сладкая на слух.

Она накрывает цветы своей широкой юбкой.

— Теперь они звонят во мне?

Я молча киваю, глядя на ее изящный затылок. «В тебе всё звонит!», — думаю я. Она срывает тюльпан и разглядывает раскрывшийся бутон и мясистый стебель, из которого каплет сок.

— Вот этот вот звучит совсем не сладко.

— Хорошо, пусть это будут до-мажорные колокола.

— А это обязательно должен быть мажор?

— Нет, это может быть и минор.

— А и то и другое одновременно?

— В музыке — нет, — отвечаю я, чувствуя себя загнанным в угол. — Есть определенные принципы. Это может быть либо одно, либо другое. Или одно за другим.

— Одно за другим! — Изабелла смотрит на меня с оттенком презрения. — Вечно у тебя какие-то отговорки, Рольф. Почему?

— Не знаю. Мне и самому это не нравится.

Она вдруг вскакивает и отбрасывает в сторону сорванный тюльпан. Одним прыжком вновь оказавшись на дорожке, она трясет юбку. Потом поднимает подол и смотрит на ноги. Ее лицо искажено гримасой отвращения.

— Что случилось? — спрашиваю я испуганно.

Она показывает на клумбу.

— Змеи!..

Я смотрю на цветы.

— Там нет никаких змей, Изабелла.

— Нет, есть! Вон они! — Она показывает на тюльпаны. — Ты что, не видишь, чего они хотят? Я чувствовала это!

— Они ничего не хотят. Это просто цветы, — произношу я растерянно.

— Они ко мне прикасались!

Она вся дрожит от отвращения и все еще не сводит глаз с тюльпанов.

Я беру ее за локти и поворачиваю так, чтобы клумба была ей не видна.

— Вот ты отвернулась, — говорю я, — и их больше нет.

Она тяжело дышит.

— Спаси меня! Растопчи их, Рудольф!

— Их уже нет. Ты отвернулась, и они исчезли. Как трава ночью и все предметы.

Она прижимается к моей груди и кладет мне голову на плечо. Я для нее уже не Рольф. Ей не нужно мне ничего объяснять. Я — Рудольф и сам должен знать это.

— Ты уверен? — спрашивает она, и я чувствую, как бьется ее сердце рядом с моей ладонью.

— Абсолютно. Они исчезли. Как слуги в воскресенье.

— Спаси меня, Рудольф!..

— Я спасу тебя, — отвечаю я, не зная толком, что она имеет в виду.

Но это и необязательно: она уже успокаивается.

Мы медленно идем обратно. На нее сразу же, почти без перехода, наваливается усталость. Навстречу нам уже спешит сестра, топая по дорожке своими башмаками на низких каблуках.

— Вам пора обедать, мадемуазель.

— Обедать... — повторяет Изабелла. — Рудольф, зачем людям все время нужно что-то есть?

— Чтобы не умереть.

— Опять ты выдумываешь, — говорит она устало, словно обращаясь к не поддающемуся никакому воспитанию ребенку.

— На этот раз нет. На этот раз я говорю правду.

— Да? А камни тоже едят?

— А разве камни живые?

— Конечно живые. Они живее всех. Они такие живые, что живут вечно. Ты знаешь, что такое кристалл?

— Только из уроков физики. Но это наверняка чушь.

— Это чистый экстаз!.. — шепчет Изабелла. — Не то, что это... — Она делает жест назад в сторону клумб.

Сестра берет ее под руку.

— А где ваша шляпа, мадемуазель? — спрашивает она через несколько шагов и оборачивается. — Подождите, я схожу за ней.

Она направляется к клумбе, чтобы выудить из нее шляпу. Изабелла торопливыми шагами возвращается ко мне.

— Не оставляй меня, Рудольф! — шепчет она.

— Я не оставлю тебя.

— И не уходи! Мне сейчас надо идти. Они пришли за мной! Но ты не уходи!

— Я не уйду, Изабелла.

Сестра, вызволив шляпу из цветочного плена, уже печатает шаг по дорожке, быстро приближаясь к нам, неотвратимая, как судьба. Изабелла стоит и смотрит на меня. Мы словно прощаемся навсегда. У меня с ней так каждый раз — такое чувство, как будто мы прощаемся навсегда. Кто знает, какой она будет в следующий раз и узнает ли меня вообще.

— Наденьте шляпу, мадемуазель, — говорит сестра.

Изабелла берет шляпу, но не надевает ее, а рассеянно держит в руке, словно позабыв про нее. Потом поворачивается и идет в сторону женского корпуса. Она не оглядывается.