Черный подснежник

Бабенко кивнул, не отрывая глаз от картины впереди: «тигры» застыли на дороге и обочинах, будто забытые кем-то гигантские игрушки, вокруг по дорожной полосе растеклись черные пятна от выгоревшего бензина. За все годы войны он так и не набрался злости к фашистам, сейчас лишь с сожалением рассматривал груды изуродованного металла, жалея о том, что не может детально изучить их внутренности. Любопытство и азарт инженера-конструктора танков было всегда у него сильнее воинского азарта.

На просьбу ротного командира обстоятельный мехвод заметил:

– Потом еще два таких отрезка будут, через километров пять лысина сплошная, поле и берег озера. Дальше еще два километра перед началом стройки, там лес совсем редкий, мы на белом фоне Ладожского будем хорошо видны, – и тут же продолжил размышления вслух: – Вверх на пригорок подниматься с включенным светом тоже опасно, лучи вверх направлены, даже над лесом их смогут увидеть немцы, на подъеме тоже лучше свет выключать.

Соколов молча ждал, какое же решение найдет опытный водитель, его всегда восхищало, с какой математической точностью выверял Бабенко каждую деталь, запоминая дорогу.

– Вот как сделаем, Алексей Иванович. «Семерку» в голову поставим, остальные на дистанции не больше пятнадцати-двадцати метров пойдут ровно по следу. Светомаскировку соблюдаем на всем протяжении дороги, фары и фонари не нужны, я специально все выбоины и крупные ямы на схемке накидал. – Бабенко ткнул пальцем в обрывок листа, где его бисерным почерком была нарисована схема движения по «дороге смерти» с отметками больших выбоин, крутизной поворотов и перепадами высоты местности.

Командир прижал поплотнее ларингофон к горлу:

– Всем экипажам, построение в колонну, режим светомаскировки. Держим дистанцию к корме переднего не более пятнадцати метров. Управление по моим ориентирам. Голова – «семерка», замыкающий – «три пятерки».

По его команде «тридцатьчетверки» выстроились в плотную линию, тронулись медленно, повторяя за ведущей машиной все маневры. Мотя Хвалов, который буквально месяц назад выпустился из танкового училища, от напряжения прикусил до крови губу. Он вцепился в рычаги, чутко вслушиваясь в приказы командира, раздававшиеся из шлемофона, а рядом на сиденье радиста заряжающий Влас Ковальчук помогал ему переключать тугие механизмы.

– Принять левее! Сократить дистанцию! Двенадцатый, резче угол, корпус выровняй! Направление на корму впереди идущего! Больше ход, еще больше! Приближаемся к открытому участку, наблюдающие, внимание! Правый фланг – «пятерки», левый – «двенадцатый»!

Тяжелые бронированные машины, будто профессиональные танцоры, ловко кружили вереницей по дороге, огибали ямы, плавно переваливались через ухабы, резво соскальзывали с пригорков. Мехводы, казалось, слились со своими машинами в одно целое, чувствуя телом, как вибрирует бронированный корпус, уши чутко улавливали каждое изменение в гудении двигателя. Каждый из них понимал, что поломку допустить невозможно. Даже простейший ремонт, вроде выбитых пальцев у траков, займет в темноте на ощупь несколько часов. А на этом смертельно опасном перешейке промедление даже в минуту могло стоить жизни. Да и по уставу не имеют они права бросать Т-34 на дороге, обязаны обороняться у боевой машины до последнего.

Сидящий за управлением «тридцатьчетверки» Николай Бочкин хоть и был сосредоточен на точном выполнении команд, ловил себя на мысли, что, оказывается, все-таки трудно быть командиром целого экипажа. Повезло ему, что нашелся неутомимый и понятливый Митрич, крепкий заряжающий Генка Конев, который играючи тягает снаряды почти в 10 килограммов весом. Если бы ему попался вот такой, как Кривоносов, который и в открытую не саботирует приказы, зато при этом больше мешается, чем помогает работе экипажа, что бы тогда он делал? «Ух, сначала бы вмазал от души кулаком прямо по носу, а потом расстрелял бы, как дезертира!» – от такой мысли у него непроизвольно сжался кулак и тут же вспомнились слова Соколова: «Силой экипаж не научишь, тут к каждому подход нужен, терпение. Со словами, а не с кулаками больше толку». Только теперь Колька стал понимать, сколько же усилий и терпения уходило у Алексея Ивановича, чтобы донести до неопытных танкистов все премудрости фронтовой жизни. Хотя и сам он молодой совсем, буквально на четыре года старше его и Руслана. Недаром Соколов – лейтенант, командир роты, боевой офицер, умеет и поговорить, и тактику боя выстроить, и кулаком врезать, если человек слов не понимает.