Чертова погремушка

— Сейчас они придут, — сказал Костя. — Я видел твоего врача, он ждет профессора.

— Господи, — прошептала Линка и положила руку себе на живот. — Он толкается. Наверно, чувствует что-то. Скорей бы.

Словно в ответ на ее слова, дверь распахнулась. Мне показалось, что в палату ввалилась целая толпа народу, но врачей было всего четверо, среди них одна женщина — средних лет, с красивым, но неприятно холодным лицом («Зав отделением», — шепнул Костя).

— Выйдите! — приказала она нам.

Я машинально встала, но Линка схватила меня за руку.

— Пожалуйста, пусть они останутся.

Красотка возмущенно поджала тонкие губы и посмотрела на полного мужчину в очках без оправы («Профессор, специалист по раку беременных»).

— Вы родственники? — спросил он.

— Это мой муж и… сестра.

— Хорошо, оставайтесь. Только отойдите в сторонку.

Мы с Костей отошли к окну, врачи начали осматривать, ощупывать и расспрашивать Линку, изучать ее пухлую карту. При этом они хмурились и перебрасывались латинскими словами. Закончив осмотр, отошли к двери и принялись шептаться. Линка лежала, кусая уголок пододеяльника. Костя схватил меня за руку и сжал так крепко, что я пискнула от боли. Хотя это была такая ерунда.

— Вы… — заведующая повернулась ко мне. — Побудьте с ней. А вы, молодой человек, пойдемте с нами.

— Ну уж нет! — Линка села так резко, словно под ней развернулась пружина, откуда только силы взялись. — Говорите все здесь, при мне. Черт возьми, я требую, вы поняли? Я должна знать все. Это моя жизнь. И умирать — тоже мне.

Эскулапы переглянулись, но не удивились и не возмутились. Только заведующая снова поджала губы.

— Хорошо, хорошо, детка, успокойтесь, — профессор подошел к кровати и осторожно уложил Линку на подушку. Остальные остались стоять у двери. — Разумеется, раз вы так хотите. Разумеется, решать вам. Просто мы думали, что обсудим… ситуацию сначала с вашим мужем, а уж он сам решит, как сказать вам. Ведь он вас знает лучше, чем мы, не правда ли? Не надо нервничать, это плохо и для вас, и для… ребеночка.

Линка тихо всхлипнула. Похоже, эта вспышка отняла у нее последние силы.

— В общем… дело обстоит следующим образом. Ваша меланома, к сожалению, дала метастазы в печень, поэтому вы так плохо себя чувствуете. К счастью, если, конечно, можно так сказать, опухоль еще небольшая и операбельная. Мы провели полное обследование, других метастазов не нашли. Возможно, их и нет. Но может быть и так, что их пока еще просто невозможно обнаружить. Чем скорее мы сделаем операцию и начнем химиотерапию, тем больше у вас шансов.

— И сколько? — не выдержал Костя. — Сколько у нее этих шансов?

Профессор молча жевал губу, словно прикидывая, говорить правду или нет.

— Вы же понимаете, что гарантии тут никто не даст. Случаются чудеса… Хорошо, если вы умеете в них верить. А по статистике… При самом оптимальном раскладе вероятность того, что вы преодолеете пятилетний порог выживаемости, примерно тридцать процентов. На самом деле это не так уж и мало. Но…

— Ребенок… — прошептала Линка.

— Да, ребенок, — вздохнул профессор. — Это самый сложный момент. Понимаете, когда рак обнаруживают в первом триместре беременности, тут обычно никаких вариантов, только аборт и немедленное лечение. Беременность ускоряет все процессы, поэтому ждать нельзя. В третьем семестре мы наоборот дожидаемся минимального срока, на котором можно сделать кесарево сечение. Обычно ждать приходится недолго. Но у вас только середина второго триместра. Ребеночек абсолютно здоровенький, развивается хорошо. И решать, что делать, — только вам. Вам и вашему мужу, разумеется.

— Что будет, если подождать? — хриплым голосом спросил Костя.

— Мы ориентируемся на срок 31–32 недели, хотя иногда приходится делать кесарево и раньше. Но это плохо для ребенка. У вашей супруги сейчас срок 21 неделя. Еще десять недель. Больше двух месяцев. Но учтите, каждый лишний день без лечения играет против вас. Такие опухоли развиваются очень быстро, и без операции…

— Сколько? — не спросила, а потребовала Линка. — Сколько я смогу прожить, если подождать эти два месяца, пока нельзя будет сделать кесарево?

— Если вы решитесь на это, мы, конечно, будем вас поддерживать, давать мягкие лекарства, которые не повредят плоду, но… Трудно сказать, как поведет себя опухоль в течение этого времени. Возможно, потом операцию будет делать уже поздно.

— Самый худший расклад. Сколько?

— Месяцев семь. Может, восемь. Но это действительно самый худший расклад.

— А лучший?

— Года полтора. Возможно, два. Поэтому подумайте хорошо, но не тяните. Желательно, чтобы вы приняли решение сегодня.

— Нечего думать, — отрезала Линка, повернув голову к окну. — Будем ждать, пока родится ребенок.

— Лина, может быть… — Костя посмотрел на профессора умоляюще, словно прося поддержки, но тот покачал головой.

— Нет, Костя. Я решила. Я сразу все решила. Как только узнала. Так что не надо. Не надо меня отговаривать. И пожалуйста, уйдите все. Я хочу побыть одна. Костя, иди домой. Пожалуйста…

Она отвернулась и натянула одеяло на голову.