– А вот моему отцу замполит жизнь спас. В Афгане. Батя мой был командиром вертолета. А замполит летал в командирском кресле на другой машине. Вы же должны знать, что были когда-то в нашей военной авиации такие люди – летающие замполиты. Так вот, отец мой и этот замполит шли на задание парой. Высадили десант в горах и уже возвращались на свой аэродром под Кандагаром. Тут вертушку отца душманы из пулемета и подбили, он пошел на жесткую посадку. А когда плюхнулся на горный склон, бандюки стали окружать машину. А замполит вызвал подмогу и долбил с воздуха всем наличным на борту оружием. Даже из ракетницы палил! Затем сел, чтобы забрать экипаж отца. Штурман и техник были ранены. Замполит выпрыгнул из машины и помог отцу погрузить их на борт. Но в самый последний момент и ему пуля досталась. Батя чудом вытащил машину из окружения, но в полк вместе с ранеными доставил уже мертвого замполита… После войны я еще пацаном несколько раз ездил с отцом в Белоруссию, на могилу замполита… До сих пор помню его фамилию – Борисевич… Борисевич Павел Иванович из Гомеля… Давайте и его помянем…
Тут в дверь нашей комнаты кто-то постучал. Раздался голос:
– Паша, к командиру!
Штурман ушел. А я разделся, залез под одеяло и снова погрузился в скорбные мысли о Гартине. Проклятая пурга за окном подвывала моему печальному настроению. За стеной теплой гостиницы «гудели» летчики. Уже хорошо подвыпивший штурман несколько раз заглядывал в нашу комнату, настырно приглашая меня в свою веселую компанию. Но я, конечно, отказался.
Мне было в тот вечер не до веселой пирушки. Я думал о Гартине. У меня перед глазами то появлялось, то исчезало его лицо, которым он очень походил на знаменитого киноактера Вячеслава Тихоно-ва. Мне вспоминались многие эпизоды и нашей совместной службы, и наши встречи в войсках, и уже после того, как мы уволились из армии с разницей в несколько лет. Я даже слышал его голос – густой баритон с безупречной левитановской дикцией. Мне часто казалось, что именно такой голос бывает у людей, которые умеют глубоко чувствовать жизнь и поступают в ней без фальши.
Позапрошлым летом Гартин впервые пригласил меня на дачу, построенную его зятем в подмосковной деревне Раздоры – на знаменитом своим скопищем богатых дворцов Рублево-Успенском шоссе. Гартин в шутку называл его «Шоссе безработных», намекая на то, что многие хозяева роскошных вилл, особняков и коттеджей, хорошо хапнувшие дармовых миллионов в «лихие» 90-е, уже нигде не трудились.
Я несколько раз ездил к Гартину в Раздоры. Впервые увидев дачу, на которой он обитал, я чуть не потерял дар речи, – громадное, пышущее жирной архитектурной роскошью строение среди елей и сосен, поразило меня. Но когда Петр Петрович показывал мне дом, я заметил, что вместо естественной в таких случаях гордости счастливого хозяина в его глазах и в его голосе была стыдливость. И когда я застывал перед витражом колдовской красоты или перед белой гранитной лестницей, обрамленной изысканной вязью кованных перил, – Гартин торопил меня:
– Ладно, ладно, пойдем дальше.
В тот момент у него был вид человека, который подозревался в преступлении, но всячески открещивался от принадлежащих ему вещественных доказательств…
– Вот так, вот так нынче богатые люди живут, – раз за разом приговаривал он во время экскурсии по дому, и в тоне его голоса я читал другой смысл, – мол, не мое, не мое все это.
Однажды он подвел меня к столу, за которым работал, и достал из ящика крохотный, размером со спичечную коробку, листок, на котором явно печатной машинкой было написано «Носки».
– Помнишь? – спросил он меня, лукаво блеснув глазами.
Я, конечно, все помнил: такие листочки, скрученные в трубочку и брошенные в офицерскую фуражку, в нашем отделе назывались лотереей, – где-то в начале 90-х мы разыгрывали дефицитные товары первой необходимости. Однажды мне достались импортные носки, кому-то электрическая кофемолка, кому-то свитер. А Гартину – малогабаритная стиральная машина «Малютка» – шедевр советского военпрома. Я не скрывал, что мечтаю о ней, – у меня тогда родилась дочка, жене надо было стирать кучи пеленок. Зная об этом, Гартин отдал свой талон мне. Он сделал это даже с каким-то радостным облегчением и сказал:
– А то еще кто-то подумает, что такой выигрыш в лотерею мне по блату достался.
Я отдал ему свой талон со словом «Носки»…