договорилъ Гамлетъ, не выпуская изъ рукъ эти высоко приподнятыя имъ ноги Полонія, которыя сжималъ онъ что есть мочи всми мускулами своихъ пальцевъ, и кивая въ полъоборота изнемогшей отъ словъ его королев…
— Занавсъ, занавсъ! отчаянно крикнулъ махая руками режиссеръ, увидавъ со своего мста что еще немножко — и Полоній предстанетъ безъ парика и весь истерзанный на лицезрніе публики.
— Сергй Михайлычъ, да отпустите, ради Бога! раздался вмст съ шумомъ падающаго занавса судорожный хрипъ толстаго Елпидифора, тщетно пытавшагося приподняться на рукахъ и высвободить свою голову изъ-подъ мотавшагося по лицу его края ковра, подъ которымъ оно какъ разъ очутилось.
Гундуровъ разжалъ руки, и пятки исправника шлепнулись объ полъ…
— Браво, браво! Гамлета, Гамлета! неистово кричали тмъ временемъ въ зал.
— Одолжили! жалобно завылъ Полоній, тяжело приподымаясь съ земли съ помощью приспвшаго къ нему режиссера. Онъ выхватилъ платокъ изъ кармана и принялся, мотая и головой и руками, отчаянно чихать и сморкаться.
— Ради Бога, извините меня! бормоталъ сконфуженно Сергй.
— Да вы никакъ ссориться вздумали! крикнулъ кидаясь къ нимъ Вальковскій. — Сережа, да понимаешь ли ты что это такой актеръ, такой что ему вс пальчики перецловать можно!.. А ты, братъ, я теб скажу, это послднее «Спокойной, ночи, матушка», сказалъ такъ что теб Мочаловъ въ подметки не годился бы! такъ прошла сцена, такъ прошла!.. И Надежда едоровна… Кабы только не этотъ чортъ землемръ!.. А знаешь ли ты, перемняя вдругъ тонъ, могильнымъ голосомъ заговорилъ онъ, — знаешь ли что Офелія тю-тю?
— Что такое? Гундуровъ весь поледенлъ….
— Говорятъ, охрипла, пть не можетъ; не выйдетъ боле! Понимаешь ли ты, все сумашествіе вонъ! Половину драмы и такъ ужь выкинули, а наконецъ и совсмъ доканали!
И онъ даже плюнулъ отъ избытка негодованія.
— Она сама не хочетъ? черезъ силу выговорилъ Сергй.
— Он у себя въ уборной, не выходили…. не совсмъ себя хорошо чувствуютъ, кажется, шепотомъ объяснилъ ему режиссеръ, отирая рукавомъ градомъ струившіяся со лба его капли.
— За….. занемогла?
— Не должно быть чтобы настоящимъ образомъ больны, а такъ, можетъ, разстроились какъ-нибудь. Извстно, существо нжное, цвточекъ настоящій… Я впрочемъ ничего не знаю, поспшилъ осторожно добавить закулисный дипломатъ, — а только князь Ларіонъ Васильевичъ сами приходили за кулисы въ начал этого дйствія и сказали мн что княжна охрипла, и что ея дв сцены въ четвертомъ акт придется выкинуть…
— Гамлета, Гамлета! продолжали стонать въ зал. — Гертруду, Гертруду! присоединился къ этому новый вызовъ.
— Сергй Михайлычъ, я прикажу сейчасъ занавсъ; просятъ-съ… Господа, mesdames, позвольте со сцены! засуетился опять режиссеръ, относясь къ толп актеровъ, хлынувшей тмъ временемъ изъ-за кулисъ.
— Не надо! вскликнулъ нетерпливо и озираясь Гундуровъ:- Надежда едоровна ушла, я безъ нея не выйду!
— Он тутъ, сейчасъ были… Королева, Надежда едоровна! За кулисами, должно быть, уйти далеко не успли…
Онъ кинулся за нею.
Она дйствительно, съ дрожащими отъ усталости ногами, пробиралась за кулисы, слабо улыбаясь на сочувственные ей возгласы и плески «пулярокъ», визжавшихъ и прыгавшихъ по пути ея. Въ узкомъ проход за сценой она прямо натолкнулась на Ольгу Акулину.
— Извините! учтиво промолвила Надежда едоровна.
Ольга небрежно кивнула головой въ отвтъ, и прижала къ колнамъ свою бархатную юпку чтобы дать ей пройти.
Она прошла… и остановилась.
— Простите мн, Ольга Елпидифоровна! нежданно проговорила она, низко склоняя предъ нею голову.
Ольга вспыхнула вся:
— Что это значитъ?
— Я прошу васъ простить мн, повторила та, — если вы почитаете меня въ чемъ-нибудь виноватою предъ вами.
— Къ чему вдругъ эти объясненія? фыркнула свысока барышня.
— Къ тому, Ольга Елпидифоровна, что мы, вроятно, никогда уже боле не встртимся съ вами….. на сцен — на сцен жизни, договорила Надежда едоровна такимъ разбитымъ и смиреннымъ голосомъ что наша двица уставилась на нее растерянными глазами.
«Что она, проносилось у нея въ голов:- рисуется, или въ самомъ дл?…»
— Надежда едоровна, пожалуйте, пожалуйте, публика проситъ! кричалъ, несясь къ ней со всхъ ногъ, режиссеръ:- васъ и Гамлета… Пожалуйте!..
— Нтъ, нтъ, не нужно! я не хочу… не пойду! испуганно отмахивалась она.
— Нельзя-съ, никакъ нельзя, неучтиво противъ публики, пожалуйте! настаивалъ онъ.
— Ступайте, ступайте, Надежда едоровна, васъ зовутъ, хлопаютъ ужасъ какъ: Гертруду, Гертруду! Гундуровъ безъ васъ выходить не хочетъ… Ступайте! оглушалъ ее съ другой строны крикъ налетвшихъ со всхъ сторонъ «пулярокъ»…
Къ рамп, рука-объ-руку подошли блдный какъ полотно Гамлетъ и зелено-желтая подъ своими румянами его мать…
LXIII