— Конечно, графъ, конечно, merci! говорила она теперь Анисьеву, глядя на него такимъ блаженно-млющимъ взглядомъ что у дипломата даже лицо повело отъ пронявшей его въ эту минуту зависти къ счастливому воину, а осторожный воинъ поспшно опустилъ глаза, чтобы невольно загорвшійся въ нихъ блескъ не былъ замченъ дипломатомъ.
— Мы начинать будемъ? спросила тутъ же Ольга.
— Это ужь никакъ! коротко отвтилъ совершенно овладвшій собою флигель-адъютантъ:- я никогда баловъ не веду, пояснилъ онъ съ учтиво-холоднымъ, почти строгимъ выраженіемъ голоса и лица.
«Да, для него это слишкомъ низко, сообразила тотчасъ же барышня;- все это надо знать, эти ихъ нюансы…»
Мазурка разсаживалась, когда графиня Воротыщева объ руку съ Гундуровымъ вошла въ залу.
Вс глаза обернулись на нее, на всхъ устахъ заиграла оживленная улыбка. Все это давно знакомо было ей; давно привычно ея сознанію себя «царицей». Она улыбалась тоже, сочувственно и благосклонно улыбалась въ отвтъ на вс эти неотступно направленные на нее взгляды. Но въ легкомъ вздрагиваніи длинныхъ рсницъ, въ чуть-чуть опущенныхъ углахъ ея рта внимательный наблюдатель уловилъ бы, быть-можетъ, признаки того душевнаго состоянія что на живописномъ старомъ язык Франціи выразилось словами, — словами такой же какъ и она отходившей отъ обольщеній жизни женщины: [2] «plus ne m'est rien, rien ne m'est plus»….
Знакомые ей мущины, танцовавшіе и не танцовавшіе, артиллерійскій полковникъ изъ гвардейцевъ, дипломатъ съ физіономіей «больнаго попугая», «Сенька» Водоводовъ, Толя Карнауховъ подбжали къ ней съ привтствіями, вопросами, приглашеніями на «extra-tour»….
— Non, hon, j'ai mon cavalier servant et j'y tiens, отвчала она смясь, — и громко, въ двухъ шагахъ отъ Лины, сидвшей къ ней спиной:- puisque vous n'en avez pas voulu, il paraоt, промолвила она, увидавъ что княжна обернулась на звукъ ея голоса, — и подвела къ ней Сергя, пытливо и нжно глядя ей прямо въ глаза.
— Monsieur Гундуровъ меня и не приглашалъ вовсе, сказала на это Лина, тихо улыбаясь и чувствуя въ то же время что у нея опять закололо у сердца.
— Княжна, я не смлъ, отозвался онъ, перемогая дрожь въ голос, и робко, виновато взглядывая на нее, — я такъ дурно танцую….
— Все самолюбіе, чуть слышно промолвила она, не подымая глазъ.
Да, онъ этого заслуживалъ, — и еще виновате, еще смущенне стало его блдное лицо. А она… слова эти вырвались у нея противъ воли, подъ вліяніемъ всей муки испытанной ею въ этотъ день, его жестокости съ нею въ театр, разговора ея съ дядей въ уборной, той физической боли сердца теперь отъ которой у нея двоилось въ глазахъ. Но она Богъ знаетъ что дала бы сейчасъ чтобы взять эти слова назадъ; онъ могъ быть виноватъ предъ нею, — да и виноватъ ли онъ въ самомъ дл? — но она не имла права оскорблять, огорчать его…
Дв руки захватили и дружески сжимали ея руки.
— Милая княжна, говорила ей вполголоса графиня Воротыпцева, усвшись на стулъ Духонина подл нея, — я сейчасъ узжаю, и заране прошу васъ не обращать на это никакого вниманія: я терпть не могу проводовъ и прощаній, и мн, надюсь, дадутъ ухать безо всего этого. Но я непремнно хочу еще увидть васъ до моего отъзда за границу. V^otre m`ere me doit une visite, и вы прідете съ нею, не правда ли? или я сама еще разъ пріду сюда… Во всякомъ случа знайте что я понимаю васъ и сочувствую вамъ; les sympathies de mon ^ame sont toutes `a vous, повторила она подчеркивая. — А теперь прощайте, не оборачивайтесь, не провожайте меня взглядомъ, а танцуйте спокойно — и наклоняясь уже къ самому уху Лины, — и не сердитесь на тхъ кто любитъ васъ боле жизни! заключила она.
Она встала, разсянно и улыбаясь оглянула длинный овалъ готовящихся къ танцу паръ, и кивнула обернувшись безмолвно стоявшему за нею Гундурову подать ей руку.
— А вы не танцуете, ch`ere comtesse! раздался нежданно подл нея голосъ.
Графиня изумленно повернула голову назадъ:
Говорила Ольга Елпидифоровна только-что усвшаяся на стулъ подл своего кавалера, и которая подъ обаяніемъ его приглашенія, своего «эффектнаго» наряда, «искорокъ», мгновенно зажигавшихся, она видла, въ глазахъ каждаго мущины мимо котораго она проходила шевеля своими атласными плечами, почитала себя теперь въ полномъ нрав не признавать ни лтъ, ни положеній, и относилась къ петербургской «grande dame», на которую едва смла поднять глаза утромъ, этимъ фамильярнымъ тономъ, съ тою вульгарно-пвучею интонаціей, отъ которой часто до конца дней своихъ не могутъ отучиться институтки, губернскія барышни и «артистки» отечественныхъ театровъ.
«Петербургская grande dame» пристально взглянула на нее чуть-чуть иронически улыбнулась, и съ коротко учтивымъ отвтомъ «non, mademoiselle je ne danse pas», повела глазами чрезъ ея голову на графа Анисьева.
Онъ еле замтно улыбался изъ-подъ прикрученныхъ усовъ, но эта сдержанная и какъ бы извинявшаяся улыбка, на мигъ приподнявшіяся брови и насмшливо моргнувшія вки говорили: «que voulez vous, en province, не изъ кого выбирать…»