— Она сказывается больною, не выходила къ завтраку, отвтилъ князь Ларіонъ, — вроятно не приметъ… и избавитъ васъ такимъ образомъ отъ личной непріятности…. Пошлите ее спросить во всякомъ случа.
— А теперь, князь, молвилъ черезъ мигъ Гундуровъ, — мн остается только выразить вамъ еще разъ мое глубокое сердечное спасибо, и проститься съ вами… до послднихъ чиселъ іюня, не такъ ли?…
Хозяинъ всталъ въ свою очередь.
— Да, да!.. До свиданія, Сергй Михайловичъ!.. А къ тетушк вашей я самъ сейчасъ зайду пожелать ей добраго пути.
Молодой человкъ поклонился и вышелъ.
«Что же», оставшись одинъ, спросилъ себя князь Ларіонъ, — «легче ли мн стало теперь, какъ общала эта добрая женщина?… Нтъ, все то-же!» глухо вырвалось у него изъ груди, и онъ откинулся опять въ глубь дивана нажимая глаза себ рукой.
XXV
Les myrtes sont flйtris, les roses mortes.
На небо взглянулъ я, и тучи
Увидлъ я черныя тамъ.
Читатель, если не даромъ прошла ваша молодость, и на разсвт ея выпало вамъ на долю счастіе любви, — первой, чистой, благословенной любви, съ ея волшебною дйствительностью и золотыми снами, если вы подъ сдинами сохранили намять о свтломъ существ въ которомъ въ т дни соединялись для васъ вся прелесть, все добро, весь свтъ и красота человческой жизни, — для васъ понятно будетъ все что происходило въ душ Гундурова въ минуту разставанія съ княжной… Онъ походилъ на человка ошеломленнаго ударомъ грозы, хотлъ говорить, — и не могъ, искалъ собрать мысли, — и пуще терялся….. Тутъ были Софья Ивановна, князь Ларіонъ, Ашанинъ, — но онъ не видлъ никого, ни отвчалъ ни на чьи рчи, не слыхалъ ихъ. Онъ только растерянно глядлъ на Лину, и чувствовалъ въ груди, въ сердц словно тысячу иголокъ разомъ коловшихъ его и не дозволявшихъ ему сознавать никакого иного ощущенія, кром этой острой, нестерпимой боли. Онъ пробормоталъ что-то въ послднюю минуту, и ушелъ вслдъ за теткой, спотыкаясь на каждой ступеньк лстницы… Уже въ коляск, у крыльца, вспомнилъ онъ что не сказалъ и сотой доли того что готовился сказать ей, внезапно, къ ужасу тетки, выскочилъ стремглавъ изъ экипажа, кинулся обратно въ домъ, догналъ княжну въ гостиной, куда она, проводивъ отъзжавшихъ да лстницы (Софья Ивановна упросила ее не идти дале), побжала взглянуть на нихъ въ послдній разъ изъ окна, схватилъ ея руку, попытался что-то выговорить… и не могъ, а судорожно приникъ губами къ этой рук,- и такъ и замеръ… Ашанинъ прибжалъ за нимъ весь въ тревог.
— Сережа, что ты длаешь! Увидятъ люди, узнаетъ весь домъ, княгиня….
— Что жъ такое, пусть знаютъ! неожиданно для него выговорила Лина, блдная какъ мраморное изваяніе, и сіяя такимъ блескомъ широко раскрытыхъ глазъ какого въ нихъ еще никогда не видывалъ никто.
— Ради Бога, уходите, княжна! вскликнулъ испуганно пріятель Гундурова, — иначе его не уведешь, не избжишь скандала… И сами вы, глядите, едва на ногахъ стоите!..
— Сейчасъ уйду, погодите минуту! сказала она… И тихо отнявъ рку отъ прильнувшихъ къ ней устъ Сергя, она скинула съ шеи возвращенную имъ посл вчерашняго представленія старинную крупнокольчатую золотую цпочку съ портретомъ отца ея, отомкнула, сняла съ нея медальонъ и протянула ему ее.
— Возьмите, и носите на рук, пусть вс знаютъ что это отъ меня, и что вы мой навсегда…
Ашанинъ чуть не силой увелъ нашего героя.
— Ну, слава Богу! перекрестилась даже Софья Ивановна подъ своимъ бурнусомъ когда выхали они изъ Сицкаго.
хали они втроемъ съ Ашанинымъ, на котораго тетка Гундурова глядла теперь глубоко признательными глазами; она безконечно рада была предложенію его хать съ ними въ Сашино и «остаться тамъ пока его не прогонятъ». Его присутствіе крайне облегчало тяжесть предстоявшей ей задачи «возиться съ этимъ сумашедшимъ», говорила она себ, поглядывая искоса на сидвшаго противъ нея съ опущенною головой племянника: «изныла бы я совсмъ одна-то съ нимъ»…. И тутъ же съ просящимися на глаза слезами вспоминалось Софь Ивановн какъ, въ минуту прощанія, нжно охвативъ ей шею рукой и крпко прижавшись золотистою головкой своею къ ея плечу, прошептала ей на ухо Лина: «тетя, берегите его!»
Быстро мчали ихъ добрыя караковыя лошадки. Сицкое скрылось за пригоркомъ; потянули поля съ желтоватою зеленью ржи, словно легкимъ туманомъ подернутою золотистою пылью цвтенія….. Вотъ и лсъ за границей Шастуновскихъ владній… О, такимъ ли видлъ его Гундуровъ въ тотъ незабвенный полдень, посл первой встрчи съ княжной? Онъ не узнавалъ его; гд т краски, гд т волшебные переливы свта и тней? Погода съ утра успла измниться, надъ вершинами березъ низко проносились темнолиловыя тучи. Непривтно смотрла лсная чаща, птицы замолкли, весенніе ландыши отцвли давно… Безцвтно и уныло, какъ изъ его душ, было теперь подъ густою стью нависавшихъ надъ ними втвей, и лишь шумъ плюскавшихъ по листьямъ капель засявшаго дождя, да инд гулкій стукъ дрозда о стволъ древесный доносились до его слуха, вмсто тхъ неисчислимыхъ голосовъ что привтствовали его здсь на зар его счастія.